…Она могла выбирать среди лучших, и всякий счел бы за честьразделить ее выбор! Муж ее, орел, был небожителем. Добрые божества: Хотал Эква– богиня солнца, Этнос Ойка – бог луны, Най Эква – богиня огня – все, ктопомогал Матери Земли создавать человека, опечалились тем, что злые духи,порождение хозяина нижнего мира Куль Отыра, вредят людям, и послали им напомощь орла. Но люди не понимали его языка, видя в нем простую птицу.Присмотревшись к людям, орел понял, что лучше всего понимают друг друга любящие– они готовы поверить даже в самое невероятное, ибо сердца и помыслы ихочищены, освящены любовью! И начал он искать женщину, которая разделила бы егострасть – и приняла бы его мудрость, научилась чародейству. Этой женщиной сталаСиверга – именно орел научил ее управлять ветрами и назвал грозой ветров…

Другой муж ее, олень-вожак, ударами копыт своих отворялземные недра, и Сиверга не раз видела серебряные жилы, по которым струиласьземная черная, горючая кровь. Иногда небесные боги посылали ему знак открытьлюдям сокровища, и тогда олень-вожак покидал стадо и резвился в отрогахБольшого Камня [79], отверзая потайные пещеры, наполненные малахитом и яшмою,изумрудами и аметистами, лазуритом и хрусталем, и черным горючим камнем-углем,и рудами, и колчеданом, и другими богатствами, на которые люди набрасывались стой жадностью, с какой умирающий с голоду набрасывается на еду. Когдаолень-вожак видел, что запасы в пещере истощаются, он бил копытом и затворялее, чтобы земля вновь начала копить свои богатства. Олень-вожак больше другихмужей Сиверги боялся смерти и часто говорил, что если он погибнет, не успевзакрыть пещеры, то люди истощат все сокровища Большого Камня: и сами останутсяни с чем, и обездолят землю.

Третий муж ее, медведь… Сиверга нежно потянулась и прикрылаглаза, вспомнив о нем. Она любила его больше других, потому что он был отважени ничего не боялся. И он так сильно любил Сивергу, что в дни их ласк всегдапринимал человеческий облик – тот, какой хотелось видеть ей. Он любил только ееодну, и только ее имя шептали твердые, дерзкие губы, только ее видели светлые,голубые, как речная вода на рассвете, глаза, и только ее ласки просили мягкие,льнущие к пальцам, как молодая трава, волосы, только ее жаждало светлое,стройное тело с белыми крепкими руками и грудью гладкой, словно высеченной избелого теплого камня…

Сиверга насупилась. Нет, она не хочет думать об этом! Онаперестала встречаться с мужем-медведем, потому что ей стыдно снова просить егопринять облик русского князя. А никакого другого мужчину она не хочет видеть втисках своих колен. Если бы сейчас муж-орел взглянул в глаза Сиверги, он сразуувидел бы, что своих трех волшебных мужей и всех духов тудин, дающих колдовскиесилы в придачу, Сиверга отдала бы за любовь русского. Бессмертие и мудрость –отдала бы за смерть в его объятиях!

Она могла выбирать среди богов – но выбрала человека,который отверг ее. До последнего мгновения Сиверга надеялась, что Око Земли –истинное, глубинное Око, а не мимолетный взгляд его, который она являла князюФедору, – подскажет ей, как завладеть русским, потому и пришла сегодня к старойлиственнице, поставила на камни изображения предков, зажгла чистый огонь ипринесла жертвы.

Земля благосклонно раскрылась Сиверге, и Око показало ейСудьбу. Когда Сиверга нагляделась и поняла, что она – не простая, слабаяженщина, утеха мужчины, а тудин, назначенная исполнять волю богов, она крикнула«Куу… куу!» в знак покорности и простерлась на камнях. Земля сомкнулась,лиственница, сочувственно скрипя, уронила на дрожащую от рыданий спину тудин…пока еще в образе женщины… зеленую благоуханную веточку. Лиственница знала, чтонедалеко время, когда тудин часто будет искать у нее приюта, и хотела дать ейзнак своей благосклонности.

Долго лежала Сиверга у подножия лиственницы. Потом встала,поклонилась ей, собрала фигурки предков и отнесла их в священный амбарчик.

Теперь она была готова встретить судьбу. Потому чтооставалась еще месть, и месть будет ей сладка и желанна.

Она пошла на поляну к своему убежищу и села там, перебираягэйен на подоле и задумчиво слушая их мелодичный, призывный перезвон. Сивергазнала, что ждать ей недолго.

Она невольно усмехнулась, вспомнив, как черный человекнесколько дней тому назад смог одолеть свою лютую, бешеную гордость и унизилсядо того, что пришел к старухе, жившей с пастухами при большом оленьем стаде,принадлежащем воеводе. То, что старухой была пугающая Сиверга, он, конечно, незнал.

Да кто бы она ни была! Коли просишь, так проси. А Бахтиярмало что пришел без дара – напротив, держался так, будто старуха ему должнауслужить. И ружье так и плясало в его руках… Сиверге смерть как хотелось, чтобыон выпалил – выстрел тогда вернулся бы к нему! – но Бахтияр, к ее досаде, всеже не стал стрелять. С презрением глядя в старушечьи глаза, утонувшие средиморщин, он не умолял о помощи, а требовал своего.

– Я не глухая, – ответила тудин. – Может быть, ты самглухой, потому кричишь?

– Молчи, туземка! – рявкнул Бахтияр, но старуха за словом вкарман не полезла:

– А ты кто же? Тоже небось не русский князь!

Тут у Бахтияра надолго занялся дух. А старуха – что жстаруха? Сидела да сидела, разглядывая далучин – обожженную оленью лопатку,трещины на которой умеют предсказывать судьбу.

Бахтияр с ненавистью швырнул серебряную монету, да так, чтоедва не вышиб старухе глаз. И опять – ни слова о прошении! Он не просил, атребовал, чтобы старуха указала ему самое лучшее и действенное приворотноезелье, а еще – средство навести несмываемую порчу на врага.

Из-под старческих век на Бахтияра глядели молодые, черныеглаза Сиверги. Она ненавидела его! Она вспомнила про капкан под выворотнем,который чуть не изувечил мужа-медведя; она вспомнила, что этот черный никогдане задобрит чужих лесных духов, когда идет в тайгу: не то что куриного яйца неположит на тропе, а и даже куска хлеба, куска пирога не оставит, как делаютвсе, даже самые бедные русские. И еще она вспомнила грустные серые глаза,которые, словно паутиной, оплели того единственного мужчину, бывшего ейжеланным. О, с каким наслаждением она отдала бы сероглазую во власть этогоисчадия, только бы освободить себе дорогу к любви… Но не было, не было к немудороги!

Она помнила, какое лицо сделалось у Бахтияра, когда из-подморщинистых старушечьих век вдруг покатилась яркая алмазная слеза! Он решил,что старуха исполнена к нему жалости и сочувствия, а ведь тогда Сиверга жалелатолько себя. И она открыла Бахтияру тайну любовной чары и злой порчи.