там делали?

— Лось, — зевнул я. — Тогда дождь был, а там крыша протекает. Аглая иногда проверяет, все ли в порядке, смотрит за экспонатами. Ей одной тогда страшно было — гроза, ну, мы и подъехали.

— А лось при чем?

— Лось и в форме чучела довольно тяжел, Аглая с ним не справлялась. Я о том, что на лося текло с крыши, он испортился и начал пованивать. Так что нам с Ромой пришлось его отгонять, а лось не на колесиках, на копытах. А ты откуда про лося знаешь?

Федор потер виски. Вряд ли Аглая.

— При чем здесь лось?

Теоретически мог сообщить Роман.

— Лось, между прочим, муниципальное имущество. Подаренное городу меценатом Сарычевым.

— Витя, это не смешно, — сказал Федор. — У нас труп. И этот труп из вашей компании, это ваш друг, который приехал… А зачем он приехал?

— Я же говорил — предлагал купить информацию, а мы его послали.

Теоретически это все мог устроить Роман. Я ведь толком не знаю, чем он занимался все это время. И историю с написанием книги придумал он. И грязелечебницу тогда спалил. Затащил сюда меня…

— Вы его послали — и вот он труп. Как ты думаешь, Вить, на что это похоже?

Роман сюда меня не затаскивал, я сам… Я приехал из-за того, что Хазин обгадился от страха. Хотел понять, чего именно он так испугался. А Хазин испугался, испугался настолько, что приперся в Чагинск. И умер.

— Как мне прикажешь это оформлять?

— Смерть от жадности, — рекомендовал я. — Такое иногда случается.

— Все тебе шутки… — Федор вытер лоб. — А это точно Хазин?

— Что?

— Не, я его плохо знал, да и времени много прошло, я его почти не помню, а паспорт увели. Мы номер пробили, машина на юрлицо оформлена, страховка открытая.

— То есть машина не его? — спросил я.

— Нет, какое-то ООО, зарегистрирована в Ногинске. Это точно Хазин? Мне показалось, что он не очень похож…

— Хазин, — сказал я. — Это был Хазин.

— Хоть что-то…

— Я пойду.

Я открыл дверь, но Федор схватил за плечо.

— Погоди…

— Что еще?

Новостей на сегодня довольно, подумал я. Не хочу ничего слышать. Хочу посмотреть Вислу, он радует меня, этот незатейливый идиот.

— Еще кое-что, Витя… Есть мнение, что тебе нельзя жить в кочегарке.

— Почему?

— Ну как почему? — Федор снова закурил. — Ты разве не понимаешь? Ты — частное лицо, живешь фактически на территории муниципального учреждения культуры, а на каких, собственно, основаниях? Оснований абсолютно никаких.

Федор вдруг оглянулся и долго смотрел в переулок.

— У вас здесь квартиру снять невозможно, — пожаловался я. — Где мне жить?

— Так сам видишь, какая у нас ситуация. Кризис. Отток населения, наши едут на вахту, в город перебираются деревенские… Короче, завтра съезжаешь, хорошо? От греха подальше.

— Куда?

— Так к Снаткиной иди. Там уже один писатель живет, будете вместе. Вам, писателям, веселее, а мне одной заботой меньше.

Я промолчал.

— У меня от вас и так язва обострилась, — Федор подержался за живот. — Я ее еле залечил, а тут опять… И этот Хазин… Оно мне надо?

Федор достал третью сигарету, стал ее нюхать, аккуратно сдавливая пальцами.

— Так ты не знаешь, кем он был?

— Нет. Мы с ним не особенно мирно поговорили.

— А что так?

— Он в истерике трясся, руками размахивал…

— Угрожал все-таки? — перебил Федор.

— Угрожал? Нет, скорее, сам чего-то боялся. Оглядывался. На паранойю похоже.

Федор добавил:

— У него удостоверение нашли, кстати.

Белый джип, пистолет, удостоверение. Подполковник? Хазин стал подполковником. А может, он и был подполковником?

Эта мысль меня неприятно озадачила прежде всего тем, что не показалось такой уж невероятной. Эта сволочь Хазин мог уже и тогда быть внештатным лейтенантом, может, его еще тогда приставили ко всей нашей компании с известными целями…

Стучать и защищать.

— И кто же? — спросил я.

— Директор отдела внешних связей общественного движения «Прогресс и справедливость», — ответил Федор. — По старой специальности работал, похоже.

Не подполковник.

— Смотри, что у него в багажнике нашел, — Федор достал с заднего сиденья пачку агитационных буклетов. — Пиарил по-малому…

Движение «Прогресс и справедливость» во главе со своим лидером — новый игрок на политической сцене.

«Прогресс и справедливость» не намерен оставаться безучастным к разрушению того, что создано трудом поколений.

«Прогресс и справедливость» — это опытные управленцы, производственники, сотрудники силовых ведомств, рабочие заводов и труженики села, медики, учителя и работники культуры, но прежде всего это патриоты России.

«Прогресс и справедливость» — это здоровые консервативные силы общества.

«Прогресс и справедливость» — это мы с вами.

На листовках был изображен мужчина в значительном костюме и с внушающим доверие лицом. Врио.

— Так, может, он по этому поводу к Зине и приезжал, — я потряс листовкой. — Склонял ее к прогрессу?

Федор улыбнулся.

— Может, ты и прав, — сказал он. — Политика — дело нервное, доведет кого хочешь… Как там Сарычев поживает?

— Бодрый дедушка, — не растерялся я. — Стал веганом.

— Этот веган скоро к сплошной вырубке перейдет, а я его предупреждал… Ладно, посмотрим. Ты куда направлялся, Витя? В кочегарку? Или к библиотекарше своей?

Федор ухмыльнулся. И хуже всего было, что ухмыльнулся с пониманием. Или с одобрением.

— В кочегарку. Но я хотел прогуляться…

— Я подвезу, — настойчиво сказал Федор. — А завтра освобождай помещение, хорошо?

Я промолчал.

— Это может ей навредить, — сказал подполковник. — Ты же должен понимать, она тебя пустила не очень законно. Стуканут, дело времени…

— Хорошо, завтра съеду.

Федор запустил двигатель, вырулил на улицу Кирова; в правое заднее зеркало я увидел, как из кустов вышла костлявая рыжая собака, схватила гамбургер и скрылась обратно. Или не собака. Лиса. Точно, лиса.

Ехал Федор медленно, привычно поглядывая по сторонам. Хотя поглядывать было абсолютно бессмысленно — на улицах никого, хотя до темноты далеко. Лето, погода, а никого. Все по домам, даже в огородах никто не копошится.

Федор ругался.

— Этот Хазин, собака, удружил… Не мог сдохнуть на пять километров дальше, так нет, сволочь, в моем районе. А если окажется, что он не сам? Вдруг это не сердечный приступ, вдруг его отравили… или шокером, не знаю…

— А если его Зина шлепнула? — предположил я.

— А Зинке-то зачем?

— Не знаю. Ты сам говорил, у нее глаз задергался. У нее там задергалось что-то, она пригласила субботнего опричника и чик-чик… А у него часы нашли?

— Нет. Ни часов, ни денег, ни телефона. Понятно, что его ограбили, но… не думаю, что…

— Были золотые часы, — сказал я. — Дорогие, тысяч за десять долларов.

Федор спросил, есть ли у Хазина родственники, я ответил, что не знаю, а Федор продолжил