Семнадцатого августа караван экспедиции расположился лагерем в ближайшем со стороны южного берега к Куйсу урочище Урто, где пробыл около трех недель, пользуясь привольем и простором кочевников, отстоявших от нас верст на пять и более. Небольшая группа черных тангутских шатров обращала на себя внимание изолированностью и зловещим молчанием. Соседей не было на много верст кругом. По расспросным сведениям удалось выяснить, что это маленькое, как бы покинутое стойбище ютило больных скарлатиною номадов. Смертность среди несчастных была большая, и помощи ждать неоткуда. Родные и знакомые не нашли ничего лучшего, как бросить больных на произвол судьбы, а самим откочевать подальше, спасаясь от заразы.

Общая картина стоянки на Куку-норе была такова: к северу, в трех четвертях версты, залегал сам Куку-нор, к югу, в шести-семи верстах, тянулись горы – западное крыло Сэр-чима. От гор стремилась речка, пересекавшая слегка покатую к озеру долину, образуя вблизи берегового, предпоследнего к Куку-нору вала второстепенный, или частный замкнутый озеровидный бассейн до двух верст в окружности. На этой речке на возвышении третьего берегового вала, сливающегося с материковой равниной, мы и имели свой лагерь, откуда открывались широкие виды во все стороны. Быстрая прозрачная речонка оживляла наш бивак, капризно опоясывая его с трех сторон. В маленьких омуточках мы с успехом ловили удочками и сачками рыбешку[228]. На речку, а еще более на соседнее озерко постоянно прилетали гуси, утки, турпаны, крачки; по песчаному берегу самого озера бо́льшими или меньшими обществами усаживались бакланы, чайки и одиночками в виде темных точек – прежние орланы.

Обитатели Чамруского хошуна все больше и больше осваивались с нами. Я все время поджидал к себе самого Чамру – начальника аймака, но, по-видимому, напрасно. Он был занят приемом цин-цая, а кроме того предстоял еще судебный процесс двух хошунов – Чамру и Гоми, требовавший его обязательного присутствия.

Недоразумение соседей заключалось в следующем. Аймак Гоми, простираясь своими границами за монастырь Гумбум, имеет превосходные пастбища вдоль сининских альп; тангуты этого хошуна полуоседлые и в годы хорошего урожая на хлеба и травы не всегда имеют возможность целиком использовать принадлежащие им корма. В начале летнего сезона 1908 года чамрусцы вторглись в соседние владения со своими банагами-жилищами и скотом и стали довольствовать последний на чужих пастбищах. Проведав о случившемся, гомисцы собрались сотенным вооруженным отрядом, атаковали непрошенных гостей и вскоре оттеснили их к берегам Куку-нора. Однако оправившись и пополнив ряды, чамрусцы дружно ринулись вперед; завязалось настоящее сражение, длившееся несколько дней с переменным успехом. Тогда предводитель Чамру придумал военную хитрость – решил обмануть противника и демонстративно выставил у северо-западного предгорья Сэр-чима палатки своих подчиненных. Гомисцы поддались обману: направили в сторону пустых палаток своих воинов, а чамрусцы тем временем неожиданным ударом с фланга разбили противника.

Теперь, с приездом цин-цая на Куку-нор, предстояло разбирательство всего дела.

Вторая неприятность, постигшая гордого Чамру, была болезнь его сына. Молодой человек обвинил своего родственника в краже отцовской лошади, при всех пристыдил его за неблаговидный поступок. Рассерженный вор в порыве злобы схватил ружье и ранил собеседника в ногу. По словам окружающих, больной сильно страдал, нуждаясь в медицинской помощи.

С приходом на Куку-нор мы достали из вьюков свою складную брезентную лодку и, бережно собрав ее, начали производить пробные плавания, отдаляясь от берега до двух – пяти верст и более. Плавание производилось во всякую погоду: в бурное и тихое состояние Куку-нора. В общем, пробные плавания дали удовлетворительный результат. Лодка качалась на волнах, словно поплавок, слушаясь весел, и довольно ходко подвигалась в желаемом направлении – это ее положительные качества; к отрицательным же, в частности, можно было отнести следующее: непрочность весел, которые в местах уключин с первых дней плавания начали мочалиться, сами уключины сидели неустойчиво, борты широко расходились, отчего высокая волна постоянно хлестала и заливала на дно лодки; словом, пришлось порядочно поработать, прежде нежели наше суденышко стало внушать к себе хоть маленькое доверие при мысли о попытке сплавать на Куйсу. Деревянный ромбовидный пояс, наложенный по бортам, основательно скрепил всю лодку и крепко зажал уключины; весла же были снабжены кожаными накладками.

Испытав лодку, надо было позаботиться о продовольственном снаряжении – еде и питье, о приспособлении измерительных и других инструментов, а также выяснить вопрос и о составе участников плавания. Точкой отправления предполагалось назначить безымянное урочище, отстоящее от уртоского лагеря в семи верстах к западу и в четырех верстах от берегового обо, служащего указателем пути для паломников-номадов, имеющих сообщение с Куйсу зимою по льду. Таким образом среди интересных занятий незаметно промелькнула первая неделя пребывания на Куку-норе.

Возвращаясь однажды с небольшой экскурсии вдоль западного берега озера, я заметил на биваке большое оживление. Оказывается, возвратился из западного бокового разъезда геолог экспедиции А. А. Чернов, прошедший около восьмисот пятидесяти верст. Из Дын-юань-ина Чернов вначале взял западно-северо-западный курс, вскоре изменив его на юго-западный, коим и достиг оазиса Сого-Хото; далее геолог экспедиции двигался в полуденном направлений, вверх но речке, пока не достиг Лянь-чжоу, где имел недельную остановку в целях приискания новых подвод и проводников на дальнейший путь поперек Нань-шаня. От Лянь-чжоу до Датунга А. А. Чернов исследовал новый, никем из европейцев не посещенный район, в котором ему удалось открыть несколько ледников, защемленных ущельями северного склона на высшей цепи Нань-шаня. Далее Датунга интересную юго-западную диагональ с выходом в долину Куку-нора геологу проложить не удалось, главным образом из-за подводчиков, сильно трусивших кукунорских тангутов. А. А. Чернов свернул на Му-бай-шин, Донгэр, а затем по караванной дороге проследовал на соединение с экспедицией.

Первые дни по возвращении на главный бивак геолог приводил в порядок свои наблюдения и сборы. Нас же по-прежнему занимал Куку-нор, его капризный нрав и переменчивое состояние его поверхности, которая не всегда и не везде была одинакова. Так, например, юго-восточный залив Куку-нора тих, спокоен, отливает прелестным лазурным оттенком небес, тогда как северный район озера уже порядком колышется изумрудными волнами; в то же самое время с северо-запада бегут темные высокие валы, украшенные барашками. Из тихого в бурное состояние Куку-нор переходит сравнительно скоро и, наоборот, долгое время не успокаивается после более или менее серьезного шторма.

Тих ли, взволнован ли Куку-нор – всегда он величественно прекрасен. Часами я просиживал на его берегу или далеко уходил вверх или вниз от бивака, никогда не уставая смотреть на его бесконечный водный горизонт, как одинаково не уставал и слушать его монотонный прибой, напоминавший мне южный берег Крыма.