удастся перекинуться парой слов с мадам Доротеей в кабаре «Ад», – заметил он. – Чародейка, утверждающая, что может передавать сообщения от умерших… Гм. Большинство из них – просто шарлатаны.

– Ноги моей не будет в этом низкопробном заведении, – отрезала Гипатия и поднялась с кресла. – Но в Городе Света, помимо кабаре, имеется множество других соблазнов. – Она наклонила голову, глядя на Корделию. – Будьте осторожны, маленькая воительница. – Она махнула в сторону двери, за которой находился коридор и главный зал. – Ваш юный друг здесь. Он появился несколько минут назад, но меня увлекла наша беседа, и я забыла об этом упомянуть. Приношу свои извинения.

С этими словами Векс развернулась и последовала за Магнусом в потайной ход, после чего шкаф вернулся на место. Корделия бросилась в зал и заметила Мэтью в темно-зеленом бархатном пиджаке; он сидел за столиком в одиночестве и пил какой-то газированный напиток из высокого бокала.

Мэтью вращал бокал в пальцах, не сводя взгляда с напитка, как будто это был сосуд для прорицания и он мог увидеть на поверхности свое будущее. Только когда Корделия подошла к нему вплотную, он поднял голову.

Девушка сразу поняла, почему Анна так тревожилась. Под глазами у Мэтью залегли зеленые круги, в уголках рта виднелись небольшие трещинки. Руки тряслись, ногти были обгрызены – она до сих пор не видела у Мэтью таких ногтей, его руки всегда выглядели безупречно.

– Корделия? – удивился он. – Что ты делаешь здесь, в Алькове?

Корделия села на стул напротив. Он где-то перепачкал руки золотой краской – может быть, с бокала, который он держал, – немного краски было и на скуле. Со стороны могло показаться, что юноша пытался украсить себя к празднику, и это украшение странно контрастировало с его нездоровым видом.

– Я пришла потому, что надеялась найти здесь тебя.

– Я думал, ты не желаешь меня видеть.

Конечно, он был прав. Да, Корделия так сказала, потому что тогда ей это показалось разумным решением – не видеть ни его, ни Джеймса. Но с тех пор она перестала понимать, что в ее жизни разумно, а что – нет.

– Я беспокоилась за тебя, – призналась девушка. – Сегодня ты не приехал в Чизвик. Ариадна сказала, что ты выполняешь ее просьбу, но я подумала…

– Я действительно выполнял ее просьбу, – перебил Мэтью. – Кое-какая детективная работа. Я не совсем уж никчемный пьяница, знаешь ли.

– Наверное, я встревожилась… не столько за твое благополучие, сколько потому, что ты не захотел видеть меня. Я боялась, что ты именно поэтому не пришел.

– Мне кажется, – усмехнулся он, – не стоит начинать спор насчет того, кто из нас не желает видеть другого. На мой взгляд, это непродуктивно.

– Я вообще не хочу начинать спор, – возразила Корделия. – Я хочу… – Она вздохнула. – Я хочу, чтобы ты перестал пить, – сказала девушка. – Я хочу, чтобы ты рассказал своим родителям о том, что произошло два года назад. Я хочу, чтобы ты помирился с отцом, матерью и с Джеймсом. Я хочу, чтобы ты был человеком блестящего ума, оригинальным, выдающимся – ведь ты такой и есть. Но еще я хочу, чтобы ты был счастлив, а ты несчастен.

– Да, я и в этом тебя подвел, – спокойно произнес он.

– Ты должен взглянуть на свою жизнь, на свои поступки иначе, – сказала Корделия. – Ты подвел не меня, не своих родителей. Ты подвел самого себя.

Повинуясь какому-то странному импульсу, девушка протянула ему руку. Он взял ее и закрыл глаза, когда их пальцы сплелись. Мэтью прикусил губу, и Корделия в этот момент вспомнила его поцелуи, вкус вишни, его нежные прикосновения. Вспомнила, как он заставил ее забыть обо всем остальном и почувствовать себя Прекрасной Корделией, принцессой из сказки.

Мэтью надавил большим пальцем на середину ее ладони, потом начал гладить ее, и девушке показалось, что ее ударило электрическим током. Корделия вздрогнула.

– Мэтью…

Он открыл глаза. В полумраке салона они сделались темными, как листья папоротника или лесной мох. «Мой прекрасный Мэтью», – подумала она. Он был сломлен своим горем, но от этого казался ей еще прекраснее.

– О, Разиэль, – хрипло произнес он. – Это настоящая пытка.

– В таком случае нам следует расстаться, – тихо ответила Корделия, но не отняла руку.

– Но мне нравится эта пытка, – продолжал юноша. – Сладостная боль. Я так долго ничего не чувствовал, я закрыл свое сердце для привязанностей, для радостей и печалей. А потом появилась ты…

– Не надо, – мягко сказала Корделия.

Но он продолжал говорить, глядя куда-то вдаль, на картину или сцену, видимую только ему.

– В Средние века изготавливали такие особые кинжалы, знаешь, узкие, тонкие, которые могли проникать сквозь щели в доспехах.

– Мизерикорд, – сказала Корделия. – Для того чтобы избавить смертельно раненного рыцаря от мучений. – Она встревожилась. – Неужели ты?..

Мэтью рассмеялся, правда, немного неестественно.

– Я лишь хотел сказать, что ты проникла сквозь мою броню. Я чувствую все. К добру или к худу.

– Нам нельзя вести подобные разговоры, – вздохнула девушка, сжала его пальцы в последний раз, потом отстранилась и стиснула руки на коленях, чтобы побороть соблазн потянуться к нему снова. – Мэтью, ты должен рассказать Джеймсу…

– Рассказать ему… что? – фыркнул Мэтью. Он был бледен, на лбу и висках выступили капельки пота. – Что я люблю тебя? Ему это известно. Я ему сказал. Здесь больше нечего обсуждать.

– Я имела в виду тот случай на Сумеречном базаре, – объяснила Корделия. – О зелье, которое ты купил у фэйри. С ним тебе будет легче говорить об этом, чем с родителями, он сможет помочь тебе, поддержит, и ты поговоришь с ними. Мэтью, эта тайна отравляет тебе кровь, как яд. Ты должен избавиться от нее. Ты же смог сказать мне; сумеешь и…

– Я сказал тебе потому, что ты мало знаешь тех, кто в этом замешан, – перебил ее Мэтью. – Джеймс знает мою мать всю жизнь. Она была его крестной. – Юноша говорил бесстрастным голосом. – Я не уверен, что он сможет искренне простить меня за то, что я сделал.

– Я думаю, он сможет простить тебе все что угодно.

Мэтью резко поднялся на ноги, едва не опрокинув бокал. Некоторое время он стоял, держась за спинку стула; волосы прилипли к мокрому лбу, взгляд остекленел.

– Мэтью, – в тревоге воскликнула Корделия. – Мэтью, что…

Не говоря ни слова, он бросился к выходу. Корделия подобрала тяжелые шерстяные юбки и побежала за ним. Забирать пальто было некогда.

Она обнаружила его за углом, на Бервик-стрит. Свет керосиновых фонарей ослепил ее, и она не сразу заметила его фигуру; он скорчился у сточной канавы, дрожа всем телом, а над ним