Бык молча бросился, пригибая золотые рога. Но красавицаобернулась громадной клыкастой свиньёй – опять с косою и бусами. Лязгнула челюстями.Жаль, не выпросила у батюшки ледяного змеиного зуба!

Кий с сыном замахали руками, закричали в два голоса. И турих услышал. Повернулся и тяжело поскакал, выбиваясь из сил. Огонь в горнесвирепо гудел, сам собой разгораясь жарче не надо. Кий сунул в него тяжёлыеклещи и поспешил обратно к двери. Подскакавшему туру пришлось заползать наколенях, но всё-таки он успел: кузнецы вдвинули засов перед самым рылом свиньи.Ударившись о железо, веприца отлетела с бешеным визгом. Кузнецы оглянулисьпосмотреть на быка, но быка не было. У наковальни, прижавшись друг к дружке,сидели на полу девка и парень – черноволосый, в изодранном жениховском наряде.Двумя руками он крепко держал привязанный на шею мешочек, глаза былисумасшедшие. А ноги – босые, сбитые в кровь. А ещё на полу лежала порожняяшкура, увенчанная золотыми рогами. Обоих, парня и девку, колотила дрожь.

– Здрав буди, Перунич! – прогудел из горнаОгонь. – Признал ли, братучадо?

Парень хрипло откликнулся:

– И ты гой еси, Огонь свет Сварожич! Как же мне тебя,стрый-батюшка, не признать!..

Поднялся, пошатываясь, подошёл и обнялся с вылетевшим изгорна Огнём. Девка пискнула, закрыла руками глаза. Между тем веприца снаружипрохрюкала:

– Кузнец, отвори!

Кий ответил:

– Рад бы, да засов застрял, не могу. Не обессудь уж.

Змеевне, видно, умишка, чтоб думать, совсем не досталось,одни прихоти:

– Как же я его у тебя заберу?

Кий посоветовал:

– А ты пролижи дверь, где нету железа. Я его тебе наязык-то и посажу.

Перунич подошёл к кузнецу, и турья шкура поползла по полуследом, готовая вновь прыгнуть на плечи.

– Сам выйду… Светлёну побереги. И вот ещё… тебе нёс,сохрани…

Он протянул Кию мешочек, но Кий отмахнулся:

– Погоди ты. Мы Волоса выпроваживали, неужто Волосовнуне отвадим?

Веприца тем часом лизала дубовую дверь, сопя и плюясь. Дуб,громовое дерево, был ей не по вкусу и к тому же поддавался с трудом. Но вотдыра засветилась. Она всунула язык в кузницу далеко, как только смогла:

– Ну, сажай!

Светозор передал отцу горячие клещи.

– Держи, – сказал Кий и изо всей могуты стиснулслюнявый язык.

Змеевна завизжала так, что впору было оглохнуть. А ужрвалась – мало языка не покинула у Кия в клещах.

– Что с ней сделаем? – спросил кузнец. –Может, в соху впряжём, деревню опашем, чтобы Коровья Смерть не ходила?

– Пусти её, – сказал Перунич. Кий разжал клещи, иЗмеевна без памяти кинулась наутёк, на ходу принимая крылатый облик. Светозорусмехнулся:

– Теперь если вернётся, так разве у батюшки на хвосте.

Кий нахмурился.

– А ведь правда твоя, поспешать надобно. Вот тебе,Перунич, сапожки. Будет ноги-то по морозу калечить.

Но Перунич покачал головой, глядя на шевелящуюся шкуру.Могучий, красивый парень, чистый отец, только чуть помягче лицом. Верно, вмать, подумалось кузнецу. А Перунич сказал:

– Я опять стану туром, как только выйду отсюда. Япробовал… на горе Глядень, в святилище. Заклятье на мне. Я сын Богов, но мне несправиться с колдовством. Я-то ведь не Бог… я не знал Посвящения…

– Это не беда, полбеды, – отмолвил кузнец. –А ну, дай-ка я попробую!

Шкура наставляла рога, вырывалась, но у себя в кузнице Кийбыл сильнее. Живо сгрёб её в охапку, скрутил тугим узлом. Светозор подоспел,мигом оковал железными полосами. Вдвоём спрятали её в мешок:

– Пошли теперь!

У Кия был злой пёс во дворе. С чёрным нёбом, с тремя чёрнымиволосками под челюстью, на обеих передних лапах по когтю выше ступни – волкабрал не задумываясь, человека чужого к дому не подпускал. А увидел Перунича –заскулил, на брюхе подполз. И молодой Бог не оттолкнул пса, не шагнул внетерпении мимо. Нагнулся, за уши потрепал…

Зоря с кузнечихой только ахнули, разглядев, кого привёл Кий.А Перунич уже стоял на коленях подле Бога Грозы:

– Отец…

Не смог ничего больше выговорить, обнял его и заплакал.Слепой исполин опустил ладонь на мягкие чёрные кудри:

– Вот так же ты плакал за дверью, когда тебя щипалаМорана. Врала старая ведьма, ты – мой!

Сын развязал кожаный мешочек, вынул ларец. Поднял крышку, иизнутри вспыхнули два синих огня. И ещё что-то, медленно, равномерно стучавшее:

– Я принес тебе глаза и сердце, отец…

Оказалось, он получил их как свадебный дар, когда за негосговорили младшую Змеевну. Злобной Моране до того не терпелось смешать Змеевоколено с родом Богов, что на радостях она утратила всякую осторожность. Решила,верно, – невелика беда, коли хочет, пусть балуется, всё равно к отцу непроникнет. Перунич рассказывал о своём сватовстве, содрогаясь от отвращения. Светлёнагладила его по руке.

Бог Грозы медленно ощупал ларец с глазами и сердцем. Онсказал:

– Вскипятите мне непочатый котёл родниковой воды…

Двоим молодцам и двум девкам немедля дали ведёрки и покоромыслу, отправили за водицей. Светозор повёл к гремячему ключу, что возниккогда-то от молнии и единственный до сих пор не замёрз, не покорился морозу. Нона полдороге Перунич шагнул с тропы в сторону:

– А вот ещё родничок!

Заботливо расчищенная дорожка вела к колодезю, полному докраёв. Гладкие брёвнышки сруба искрились под Месяцем. Светозору вдругпомерещилась на них чешуя. Он схватил за плечо молодого Бога, уже намерившегосязачерпнуть. Дёрнул назад, прошептав:

– Его здесь не было раньше! – и добавил погромче:– У нас вера такая, всегда в новый колодезь сперва горячие клещи кидать…

Они едва успели отпрянуть. Колодезь сделался Змеевной, взмыли с криком умчался за лес. Храбрые девки держались одна за другую, зелёные отпережитого страха. Гремячий родник встретил их радостным журчанием, быстронаполнил ведёрки, и больше никто не пытался им помешать.

Кий утвердил во дворе большой железный котёл, в которомнекогда варили пиво для его свадьбы. Налили воду, уложили дрова. Когда белымключом забил крутой кипяток, Перунич и Светозор под руки вывели из дому БогаГрозы. Морозные цепи тащились следом, цепляясь за что ни попадя. Кузнечиха,Светлёна и Зоря подталкивали цепи кочергой, поддевали рогатым ухватом, гналивон помелом. Рыжекудрый Сварожич выметнулся встречь брату из-под котла,обернулся жар-птицей – огненным кочетом. Острым клювом бережно взял из ларчикаглаза, вложил в пустые глазницы. Взял сердце и опустил в рану, так испугавшуюдетей кузнеца. Из ожившей раны тотчас закапала кровь. Перун шагнул через крайкотла, в дымящийся кипяток. Совсем скрылся в густом облаке пара. И вышел надоску, прилаженную с другой стороны.