Прин снова села на траву, чувствуя мятую юбку под одной ягодицей и колючий прут под другой.

– Позвольте мне тогда воспользоваться своей малой властью и попросить, чтобы сначала ответили вы.

– Ты и сама уже знаешь, – ответила госпожа Кейн со знакомой двойственной улыбкой. – Я велела тебя привести из ревности.

– К кому?

– К Бирюзе. – Дама сгорбилась, сжав руки на покрытых синей тканью коленях. – Прошло уже месяца три с тех пор, как она нашла свою Дикую Ини – в том же городском саду, где я нашла ее саму два с половиной года назад. Бирюза легко заводит друзей; они разговорились, Ини сводила ее на Шпору, она пригласила Ини сюда. Мы погуляли по саду, Ини пришла в восторг и негласно поступила ко мне на службу. Ты уже поняла, что между ними нет ничего такого, к чему стоило бы ревновать, и все же я ревновала. Вот и решила взять в дом первую же красивую девушку, которую увижу на улице.

– Это я-то красивая?

– Не в общепринятом смысле.

– Бирюза, вот кто красавица.

– Да… спору нет. Думаю, она самая красивая из всех знакомых мне женщин.

– Значит, у меня нет… черт и линий, от которых замирало бы сердце?

– Дорогая, – засмеялась госпожа, – для меня таких черт и линий не существует, а Бирюза попросту не знает, что они у нее есть. Знают все остальные, уличные девчонки только что из провинции с отпечатком убийства на лицах…

Прин так и застыла. Откуда госпожа Кейн может знать о том человеке в подвале?

– Вот-вот, у тебя сейчас именно такое лицо. Угрюмое, подозрительное.

Прин только и оставалось, что рассмеяться.

– Но это же нечестно. Бирюза питает к Ини такие чувства, а сама злится из-за того, что вы взяли меня.

– Честно, нечестно… Только детишки на Старом Рынке жалуются отцу, что у брата сахарная тростинка длиннее. Бог-горшечник, слепивший нас, расписал и обжег не всех одинаково.

– Значит, мне придется уйти?

– Девочка, у меня и в мыслях не было взять тебя секретаршей вместо Бирюзы – я бы скорей на дракона села! Но случилось так, что ты умеешь читать и писать – в наши дни грамотных все больше становится. Я об этом не знала, когда впервые тебя увидела, хотя Бирюза уверена, что у меня с самого начала был такой умысел. Я, со своей стороны, не верю, что она только за должность свою волновалась, хотя через час или через неделю она будет настаивать, что так всё и было. Она ничем не лучше Эрги: тот полагает, что всякой молодой женщине, с которой он меня видит, я намерена оставить все свое состояние. Такие ошибочные суждения встречаются часто и почти столь же сильны, как и верные.

– А как вы поступите с Ини?

– Она останется у меня, пока ей не придет пора уходить – и решать, когда это время настанет, будем мы с Бирюзой и она сама.

– Странно это, – вздохнула Прин. – Вы взяли меня как раз для того, чтобы заставить Бирюзу ревновать…

– Разве я так сказала? – удивилась госпожа Кейн. – Да нет же…

– Мне так подумалось.

– Нет, я совсем не это хотела сказать. Заставить Бирюзу ревновать меня? А вот она, видимо, тоже подумала так… Неудивительно, что она страдала, думая, что я хотела умышленно причинить ей боль. Ненамеренную обиду со стороны любимых можно стерпеть, но когда любимые не считают нас за людей, обида проникает до самого нашего людского нутра. Эрги подумал бы точно так же – так почему бы не Бирюза? Но нет. Я ревновала не к Ини – Ини и моей была, хотя и для других надобностей. Я хотела всего лишь свободы – свободы сделать то же, что сделала Бирюза. Ради этого я и велела тебя привести, но убедилась, что такая свобода не в моей власти.

– До прихода к вам, госпожа, я оказалась в мужском мире, где на всё были причины, планы и заговоры – но не принадлежала ему. А здесь всё держится на чувствах, любви и ревности – но я, попав в самую середину этого, все равно чувствую себя посторонней!

– Хочешь сказать, что ты, как некий мистик, готова покинуть и мужской мир, и женский ради мира магии и чудес? Ты необычайная девушка, но я бы не сказала, что это тебе подходит больше всего. Вот, я ответила, почему ты здесь оказалась – скажи теперь, почему ты пришла.

– Я… искала свою подругу, – потупилась Прин.

– Подругу? Что ж, мы вряд ли заслуживаем такого названия, но кто знает – когда-нибудь ты, может, и назовешь нас друзьями.

– Я ищу женщину с синими бусами в волосах, с двойным мечом на боку…

– Так она из Восточной Расселины! – воскликнула госпожа Кейн. – Женщины там правят и занимаются тем же, чем мужчины в Неверионе, а их мужчины им служат. Где же ты видела это восхитительное создание?

– Я только слышала о ней, а видеть не видела.

– Только слышала? – нахмурилась госпожа. – Знаешь, дитя, я в детстве тоже наслушалась разного о загадочных воительницах из Западной Расселины. Кто-нибудь объявлял, что в Колхари пришли их красные корабли; брат шептал отцу, что на этой неделе меня нельзя пускать в гавань, и я знала, что все дело в этих замечательных женщинах. Став постарше, я пару раз убегала в город, видела, как дети играют в черные мячики, видела ульвенские рыбные лавки, где порой торговали женщины, но воительниц с двойными мечами не встречала ни разу. И знаешь почему? Нет их на свете и не было никогда. Они есть только в сказках, потому что женщинам вроде нас с тобой хочется, чтобы они были – хотя бы потому, что они приводят в ужас мужчин вроде моего отца с братом. Они нам служат примером, но в действительности, боюсь, мы вместо черноволосых воительниц находим лишь белокурую Ини. Она, в конце концов, делает как раз то, чего мы ожидаем от них – но ими, как мы полагаем, движут куда более чистые побуждения, и от них не веет мраком и ужасом, как от нашего маленького чудовища. Возможна ли подобная чистота? Нет, как невозможна и честность, вручающая каждому ребенку сахарную тростинку равной длины. Твоей героини с синими бусами, спасающей тебя от злодеев и злодеек, не марая при этом рук, просто не существует – и хорошо, иначе она ужаснула бы нас еще больше. В жизни она не высокая, а маленькая, не черноволосая, а белокурая – безумный ядовитый цветок с неисцелимой душевной раной. Мы – во всяком случае, моя бедная Лучистая Бирюза – принимаем нашу Ини такой, какова она есть, она же нас отвергает, даже нося мой шарф. Но у нас есть возмещение, которого она лишена, – любовь, как ни глупо это звучит. Тебя сюда привела любовь – непризнанная, перепутанная с другими мотивами, говорящая обиняками, записанная размытыми знаками в темных углах. Мы никогда не поймем и не проясним ее до конца, но это она движет нами. Тебя примчала в мой дикий сад великая сила, девочка. Теперь, собираясь уйти, ты можешь испытать соблазн забыть об этом и не вспоминать никогда; но знай, что та же игра желаний и власти бушует во всех мужчинах и женщинах, влияет на все их действия, стоит за всеми мотивами – и не важно, какова ее цель. И твоя душа от нее не будет свободна. Желание многолико. Когда ты будешь судить нас, оглядываясь назад – а ты будешь, – не старайся быть доброй. Помни лишь, что мы, обитательницы этого сада, были чуть ответственней и чуть честней многих. Хвалить нас за это в эти бурные времена не надо, но и осуждать не спеши. – Госпожа Кейн, звеня браслетами, достала из многочисленных складок кошелек, извлекла из него пригоршню железных монет. – Вот, это тебе за вопрос, который ты задашь Освободителю от моего имени. Нет-нет, в таких случаях лучше платить вперед: ты ведь можешь и не вернуться. Бери, бери – в твоем платье карманы есть. А теперь поцелуй меня.