Напоследок Роуз протянула ладонь, пригласив сделать ответный жест, и когда наши пальцы соединились, растаяла золотистым флёром, словно сливаясь с этим бесконечно прекрасным миром, залитым рассветными лучами.

Другие тоже прощались, и вскоре на пятачке перед башней остались лишь слегка дезориентированные, но чрезвычайно довольные гости бала. Поистине в этом году он вышел непревзойдённым!

Внезапно меня будто ужалило.

– Кас! – Я судорожно оглянулась и испытала одновременно радость и грусть, когда увидела его рядом с Имельдой на краю леса, в стороне ото всех.

Он мягко коснулся её лица и наблюдал, как она, прикрыв глаза, растворяется солнечной дымкой. И даже тогда, когда её образ уже рассеялся, продолжал смотреть.

Сердце сжалось от сострадания, я поспешила к Ксавьеру, но была остановлена окликом.

– Виски, подожди!

Ко мне через всю поляну мчался Арий, провожаемый любопытными взглядами. Пронёсся мимо сидящей на земле и трясущей головой Регины и остановился напротив, задыхаясь от быстрого бега. Неподалёку застыла пара-тройка зрителей во главе с Марикой, делая вид, что не слушают.

– Ты… ты… была просто великолепна! – выпалил он, пытаясь отдышаться и возбуждённо блестя глазами. – Я со вчерашнего вечера хотел тебе это сказать!

– Правда?

– Да, а ещё, что наше расставание было ошибкой. Это они все твердили «чокнутая», «ненормальная», а мне ты всегда нравилась! Ты весёлая и без заморочек, и с тобой не заскучаешь.

– Арий, милый Арий, я так долго ждала от тебя этих слов! – нежно произнесла я, положив ему на щёку ладонь, которую он торопливо накрыл своей.

Сделала паузу и задумчиво прищурилась на горизонт.

– Ждала-а-а, ждала-а-а, а потом поняла: ты для меня слишком… – лёгкое пожатие плеча, – нормальный. – Я похлопала его по щеке и двинулась прочь, ещё успев увидеть потрясённо вытянувшееся лицо.

– Кас, постой!

Он обернулся и замер, поджидая меня.

– Ты как? – спросила я, приблизившись.

Он сделал неопределённый жест и откровенно признался:

– Не чаял, что к сему моменту по-прежнему буду в состоянии отвечать на вопросы и вообще что-то чувствовать.

– Я тоже, – тихо ответила я. – Боялась, ты рассеешься радужным дымом или ещё как-нибудь эффектно исчезнешь и мы даже попрощаться не успеем.

Судя по проступившему в его лице выражению, он бы желал этого всей душой. В смысле не исчезнуть, а вернуться в своё время.

– Но в чём дело? Почему Имельда не забрала тебя с собой? Я думала…

– И я так думал, – прервал он, – однако Имельда сказала, что не может переместить меня в прошлое. Это по силам только ведьме из нынешнего времени.

– Регине?! – ошеломлённо переспросила я и обернулась через плечо. Дочка мэра уже не трясла головой, но, судя по виду, ещё плохо соображала.

– Да. Имельда поведала, где оставила другие тетради, по коим Регина сумеет освоить искусство ведовства.

– Такую новость ещё надо переварить, – выдавила я.

– Мнения наши согласуются, – склонил голову Ксавьер и впервые за весь разговор чуть улыбнулся. Но тут же нахмурился, прислушался и, схватив меня за талию, рывком переместил на несколько метров правее под нарастающий визг автомобильного сигнала и оглушительный грохот.

На то место, где мы только что стояли, прямо с неба упал минивэн, дважды подпрыгнул и замер. Все четыре колеса лопнули от удара о землю, из-под капота повалил чёрный дым, зато гнусавый тенор по радио вполне бодро продолжал уговаривать какую-то милашку упасть с ним в высокие травы. Отвалилась правая дверца, потом левая, и из машины, кашляя и разгоняя ладонями едкую гарь, вышли…

– Мама! Папа! – пронзительно вскрикнула я и повисла на шеях сразу у обоих. – Я по вас так безумно соскучилась!

– Безумно? – удивилась мама, обняв в ответ, и мягко отстранилась. – Но мы ведь всего две недели назад виделись, дорогая.

– Что? Нет, мам, прошло уже…

– О господи! – перебила она. – Что с твоей грудью? – И схватила за упомянутую часть тела. – Какой ужас, откуда у тебя третий размер?! Ещё две недели назад был первый! А я купила тебе такие чудесные лифчики на распродаже в «Бюстикс», теперь и сдать не получится – это же товар по акции. – Она отступила, пристально рассматривая меня. – И мне кажется или ты выросла на целый дюйм? Да, точно, только взгляни на неё, Гарольд! Чем тебя здесь бабушка кормит? И где вообще…

Я схватила её за плечи и встряхнула.

– Да послушай же ты наконец! Вас с папой не было полтора года! Полтора года, а не две недели!

– Что? – оторопело заморгала она и отмахнулась как от неудачной шутки. – Какая чушь, мы лишь завернули на денёк-другой к тем гостеприимным старообрядцам. Ну, может, на недельку… Ты ведь не сердишься, что мы опоздали на твой день рождения? Если б видела всё своими глазами, ты бы нас поняла: эти люди знают толк в слиянии с природой и отказе от благ цивилизации. А уж их осведомлённость в травах…

Очередное энергичное встряхивание заставило её умолкнуть.

– А сдать у тебя в любом случае ничего не получилось бы, – продолжила я, – потому что «Бюстикс» ещё год назад разорились, вся сеть. На дюйм я выросла, потому что мне уже семнадцать, мам! Не шестнадцать, а сем-над-цать!

Родители потрясённо переглянулись. Потом посмотрели по сторонам.

– А кто все эти люди… и почему на дворе осень? – уточнил папа, откидывая за спину дреды.

Я вздохнула и, втиснувшись между ними, обняла их за плечи.

– Пойдёмте, тут в двух словах не расскажешь. Кстати, знакомьтесь, это Ксавьер.

– Ты ведь предохраняешься, дорогая?

– МА-А-АМ!

– Всё-всё, молчу.

Семь месяцев спустя…

Ещё никогда в жизни мне не было так страшно. Зубы стучали, ноги подкашивались, по спине бегали мурашки. Я оглядела присутствующих и сглотнула. Лицо бабули абсолютно ничего не выражало, Чезаре показал под скатертью два разведённых пальца, Нетта подёргала пирсинг в брови, что на нашем тайном языке означало «Да и фиг с ним!», Адам в нетерпении грохнул о стол зажатыми в кулаках вилкой и ножом, а Кас ободряюще улыбнулся.

Дрожащими руками я поставила в центр блюдо и отступила на шаг, стараясь выглядеть не слишком заискивающе. Бабуля поднялась и принялась невозмутимо орудовать лопаткой, клацая в полной тишине о фарфор. Последней положила порцию себе. И первой продегустировала. Никто не дышал, пока вилка, рассекая воздух, приближалась к её рту, исчезала внутри, поглощённая тьмой, и возвращалась уже пустой под громоподобную, как мне показалось, работу челюстей.

Меня обдавало то жаром, то холодом, сердце выскакивало из груди, а бабушкины зубы всё смыкались и размыкались, смыкались и размыкались…