Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Веревки вы оставляли на месте убийств. А бита где? – спросил полковник Гущин.
– Там, – Тамара сделал неопределенный жест рукой и… улыбнулась ему. Почти нежно.
Клавдий Мамонтов вспомнил, как Гущин сказал, что они не найдут при обыске у нее никаких улик – ни гербариев борщевика, ни его сока, ни фломастера. Ни биты… Она от всего избавилась. Она ведь сразу на кухне вымыла кофемолку, в которой размолола таблетки для «радуги». Не оставила на потом. И сразу сожгла салфетку.
– В деле фигурирует еще одна жертва. Некая Суркова, сельский почтальон, – напомнил полковник Гущин. – Ее убил совершенно другой человек, не вы, но…
– Сдается мне, вы имеете отношение и к этому эпизоду, – весьма туманно изрек Макар.
– Я про нее читала в интернете, – Тамара глянула на него. – Ее нашли в кустах у дороги туристы и сразу выложили все в интернет. Любопытные фотки… Я на них случайно наткнулась, когда… еще только готовилась, обдумывала, взвешивала, прикидывала. Как я буду расправляться с ними… Ножом я бить боялась. Столько крови. И потом они бы страшно орали, а у меня нервы… И вдруг утром открываю в мобильном новости и читаю – задушена в кустах… Фотки, веревка, труп среди трав… У меня как-то все сразу сложилось моментально… Вот как надо! И плюс кавказская история Кантемировых, славный борщевик… Правда, там, на Кавказе, нож фигурировал всегда. Ну, а у меня будет веревка, я их задушу…
– Почему вы так сильно ненавидели Леву Кантемирова, обрекая его в своей инсценировке на роль маньяка-душителя? На моих глазах вы его пытались отравить, потом утопить в ванне. Что он вам сделал? – спросил доселе молчавший Клавдий Мамонтов.
– Ничего он мне не делал, – Тамара пожала широкими плечами бывшей атлетки. – Он глядел на меня словно на пустое место. Не презирал, просто порой не замечал. Есть я, нет меня. Но он же отличный кандидат в маньяки, а? Признайте, – Тамара опять усмехнулась криво, саркастически. – Они все меня старались не замечать. Керим… однажды, правда, заметил, полез ко мне, а когда получил по яйцам, начал делать вид, что я – ноль. Да и мой папаша-художник. Он меня тоже игнорировал.
– Он вас покрывал до самой смерти. Никому не говорил о вашей роли в пожаре в Щелыкове. Даже жене, – ответил Макар.
– Он мог меня официально признать как дочь. И завещать мне наследство – Квартет Шалунов, оказавшийся золотой жилой. Я про него узнала случайно, со стороны. Меня как током тогда ударило! Отец мог бы сказать и отдать его мне. И ничего бы не случилось! Все остались бы живы… ну, может, кроме навозной Мухи! – выкрикнула Тамара. – А он делал вид всю жизнь после Щелыкова, что я вообще не существую. Я однажды, уже взрослой, попыталась объясниться с ним начистоту. А он мне заявил: после пожара, после попытки его убить я ему глубоко противна… А я тогда просто психанула, потому что напилась! Двадцатилетняя девчонка, я клянчила у него немного денег, мне нужно было купить спортивную одежду для соревнований. Он мне отказал.
– К нему на дачу за его старой одеждой для экспертизы ДНК вы залезли тайком, – заметил полковник Гущин. – Сделали исследование?
– Ага, – Тамара опять ему улыбнулась – горько. – Предварительное. Я собиралась его повторить официально. Позже, когда все закончу. Потому что наше родство подтвердилось.
– Какие бы ни были у вас отношения с Искрой, вы прожили бок о бок с ней много лет под одним кровом, – продолжил полковник Гущин. – Даже если она вами помыкала… все же задушить свою хозяйку только для того, чтобы сильнее укрепить подозрения в отношении ее сына… В общем-то чудовищно.
– Надо было как-то заканчивать, обезопасив себя. Я сделала правильный выбор с Искрой – вы же арестовали Левку. Я ломаю голову, где прокололась, дав вам возможность усомниться и отпустить его. Мне вы, конечно, не скажете… А с Искрой… знаете, она бы недолго протянула в своем одиночестве и забвении, безысходности. Наглоталась бы таблеток. Она их скупала пачками про запас, столько нагребла… Они похожи с сынком. Оба не приспособлены к новой реальности, постучавшейся в наши двери. Может, я ей даже оказала великую услугу – отправила ее на тот свет раньше. Или считайте – я принесла ее в жертву обстоятельствам. Как вам угодно.
Полковник Гущин молчал. Клавдию Мамонтову казалось – даже Командор растерян перед лицом ее цинизма и равнодушия. Тамара вперилась в него темным немигающим взглядом. Она вспоминала…
Искра в спальне у зеркала красит губы помадой – той самой, которой Тамара писала на зеркале. Оборачивается и бросает ей небрежно с раздражением: «Глянь, на кого ты похожа! Пижама мятая, карманы оттопырились, камнями, что ли, их набиваешь?»
Нет, не камнями.
Искра затем поняла, что прятала Тамара в кармане. А может, и не успела понять?
Она уже сидела за рулем, готовилась отправиться в Москву поразвлечься. Тамара принесла ей из дома черную накидку. Распахнула заднюю дверь, сделав вид, что кладет накидку на сиденье, поправляет, а сама сунулась глубже в салон, вплотную к жертве.
Выхватила из кармана пижамы веревку и набросила ее на шею сидевшей Искры. Та, хрипя, задыхаясь, сломала ногти, царапая руку Тамары сквозь ткань пижамы…
– Машиной Искры управляли вы сами? – уточнил Клавдий Мамонтов. – По дороге мимо заправки? До обрыва над Окой, где сбросили ее тело?
– Да.
– И потом отогнали машину на карьер и утопили?
– Карьер недалеко от склада товаров для ремонта, – ответила Тамара почти равнодушно. – Когда несколько лет назад на даче кипела стройка и отделывали коттедж заново, Искра меня часто гоняла в Воеводино с поручениями для работяг. Я и на склад заглядывала за товаром. Ездила мимо карьера. Очень удобное место. Высота и адская глубина.
«Все просто, – подумал Клавдий Мамонтов. – Мы ждали сложностей, строили замысловатые конструкции, а дело в простоте».
– Как вы возвращались от карьера домой на дачу? Путь неблизкий, – сказал полковник Гущин.
– Пешком, потом проехала две остановки на автобусе, специально сделала крюк
