Вчера вечером видел у источника картиночку: очередь человек двести. Сзади всех стоит с кружечкой Атарбеков (бывший сотрудник ВЧК Геворк Александрович Атарбеков в 1924 году занимал должность заместителя наркома РКИ и члена президиума Закавказской партийной контрольной комиссии РКП(б). – Авт.). Знаменитый, по вечекистским якобы жестокостям, Атарбеков. Перед ним линия затылков и нэпманских нарядов. Получив свою воду, Атарбеков подошел ко мне, явно расстроенный:

– Вижу, Демьяша, не чисто я работал. Вон того видишь. Я его должен был вывести в расход. А теперь стой за ним в очереди. Дай ему, сукиному сыну, брюшко прополоскать.

Рабочие, те не церемонятся:

– Куда, непман, прешь? Не видишь, очередь!

Нэпман покорно становится в очередь, боясь даже поворчать. На всяком месте политграмота.

Вчера же, когда мы разговаривали с Атарбековым, мимо нас по аллее прошло строем около двухсот работниц молодых и пожилых. Идут весело по трое. Мы решили, что с какого-либо собрания. Но представьте мой ужас, когда я, вернувшись к своему флигелю, увидал, что весь дворик запружен этими самыми работницами. Как увидали меня, такое подняли, беда! «Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали». Ораторша мне заявила, намекая на проволоку вокруг флигеля, что нет таких проволочных заграждений, которых бы не атаковали работницы, желая повидать и приветствовать своего любимца. Поднесли цветы. Я со вкусом лобызался, отвечая на приветствия, еле-еле удерживался, чтоб не заплакать самым идиотским образом. Нервы стали паршивые. А потом и трогательны очень эти работницы. Чистосердечно вам скажу: при нынешних спорах о «партлинии в литературе и искусстве» – мне эти розы от простых банщиц и поломоек дороже всего на свете, и нет такого иезуитско-талмудического аргумента, который бы в моих глазах мог противостоять простым словам нехитрого привета: – «любим мы тебе очень»!

И больше ничего. Да большего и быть не может.

Все это очень хорошо. Я очень рад возможности поделиться с вами моим радостным настроением. Вот только не знал, как быть дальше. «Заявок» тут сделано на меня без числа. И обидеть боюсь, и лечиться надо. А от водников телеграмма, видимо, под впечатлением моего фельетона о Евпаторийском железнодорожнике: чтобы я с курорта возвращался непременно через Баку – Каспий – Волга и описал также житье водников. Этого я сделать, к сожалению, не могу. Разболтался я в этом вашем веселом флигельке. Не обессудьте. Главное-то ведь в том, что я вам настоятельно советую побывать здесь.

Говорят, вы здесь лечились не ахти как аккуратно. Я о себе не могу этого сказать. Питаюсь скудно и все такое, как мне предписано. Увидим, что выйдет. Пока успеха не заметно. Должно быть, крепко запущена эта проклятущая подагра.

Газеты получаю решительно все и аккуратно. Амнистионные нотки вашего «доклада секретарям укомов» не без лукавства. К сожалению, не на ком проверить впечатления. Оппозиция ведь преимущественно центрально-городская штучка.

На сем месте точка. До встречи… если не случится чего глупого, потому что в Ессентуках изрядно «шалят». В вагоне у меня задержано и передано в уголовку двое. Каждую ночь, что я здесь, где-либо происходит сюрприз с ограблением. А так как при мне жена и дочурка, то страхи к ночи принимают ощутительные размеры.

На счастье, я глух на одно ухо, и когда этим ухом сплю, то другое все равно ничего не слышит.

Ну, всего!

Крепко вас любящий

Демьян

P. S. У вас там от жары собаки бесятся, а у нас здесь все время с прохладцей. А не слишком ли будет жарко зимой… если урожай подведет. Ненадежный это товарищ, Урожай. Нестойкий, сукин сын. Почистить бы его. Скажите там Ярославскому. Он мужик «старательный». В партийные] «кулаки» метит.

(см. на обороте.)

P. P. S. Смеялся очень, читая разъяснения Раковского о прахе Маркса, насчет которого, де, не хлопотали. Вспомнил я новый анекдот будто «англичане согласились выдать нам прах Маркса в обмен на… прах Зиновьева!». Остроумные черти!

– Слушайте, приезжайте. А потом мы будем «на Типлис гулялся».

Легкомысленный Демьян»[148].

Из текста понятно, что Д. Бедный не зря плешь проедал председателю лечебной комиссии при Управделами ЦК РКП(б) П. Н. Обросову, путевка в санаторий № 5 имени М. И. Калинина была выдана, а сам поэт остался вполне доволен как лечением, так и показом собственной персоны праздношатающимся «нэпманочкам». А вот И. В. Сталин не внял просьбам баснописца, поэта и придворного шута Д. Бедного и поехал через год, согласно рекомендациям бальнеолога И. А. Валединского, на мацестинские сероводородные источники, то есть на Черноморское побережье Кавказа. 22 июля 1925 года председатель Петроградского губернского Совета Г. Е. Евдокимов сообщал из Кисловодска своему начальнику, председателю Ленсовета Г. Е. Зиновьеву:

«22 июля 1925 г. Мацеста.

Дорогому тов. Зиновьеву!

Я начал здесь принимать мацестинские ванны. На ноги ванны оказывают великолепное действие. Хотел принять ванн двадцать, но не хватило времени. Место это для легочных никуда не годится. Все время ветры, а нынешним летом вдобавок еще дожди, холодно, влажно. Здесь живет т. Сталин. Был я у него вчера. «Деловых» разговоров не было. Так, поговорили о здоровье, о ванной, о китайцах, англичанах, урожае и т. п. Адрес дачи: «Сочи. Верещагинский подрайон. Санатория имени Сталина»[149].

Тут бы следовало закончить мои едкие комментарии относительно разношерстных номенклатурных соседей Д. Бедного по лечению и отдыху в ессентукском санатории № 5 имени М. И. Калинина, но персона Г. А. Атабекова, пьющая из кружечки минералку и так сожалеющая, что он «мало поработал», то есть расстрелял людей, требует уточнений.

Не буду утомлять читателя нудным перечислением всех зверств чекиста-душегуба Г. А. Атарбекова, так как до меня это сделали другие известные историки с достаточно подробным описанием событий.

Погиб Г. А. Атарбеков во время авиационной катастрофы пассажирского шестиместного самолета Junkers F.13, случившейся 22 марта 1925 года.

Особо хочу подчеркнуть роль другого соседа Д. Бедного по корпусу № 2 члена президиума ВСНХ М. А. Лурье-Ларина в дальнейшей судьбе будущего уполномоченного ЦИК СССР по Минераловодской группе курортов М. И. Ганштака.

Здание бывшего доходного дома A. M. Безбедовича, сейчас один из корпусов санатория «Воронеж» в Ессентуках