– Так, – сказал Друст, поставив две кружки пива на стол, – это наши два утеса.

Он обмакнул палец в одну из них, провел по столешнице темную линию.

– Это берег.

Воины сгрудились вокруг. Друст взял несколько сушеных селедок, положил на дальний край стола.

– Это – корабли саксов.

Кто-то хмыкнул.

– И вот они плывут… – Друст передвинул селедки, – мы стреляем зажженными и…

– И они быстренько тушат пожар, – скорчил рожу Горхир.

– А мы по ним – боевыми! – со смаком рявкнул Круидне, всаживая в селедку кинжал.

Друст выдернул клинок, подвинул рыбину вперед:

– Они все равно высаживаются. Их мало, но всех в море мы не перебьем.

Фортренн бросил на стол несколько готовых наконечников для стрел:

– А на берегу их встретит еще один отряд!

Друст скривился:

– Ага, из Аннуина.

– Почему? Наши. Десяток-другой.

– Смертники.

– Ну и что? если саксы придут – мы все смертники.

Друст смел наконечники рыбиной, продвинул остальные. Прикусил губу:

– Наше дело скверно. Воины с первого корабля разбили нашу береговую засаду, мы, конечно, тем временем подожгли второй и даже третий корабль, но – остатки воинов с первого зашли к нам в тыл. И это – всё.

– Это сейчас – всё! – рявкнул Ургест. – Надо просто обнести лучников стеной с берега. И проход оставить – для одного! И пусть хоть сотня саксов зайдет к нам в тыл – нам будет всё равно, как стрелять – в море или по суше! Мы их всех перебьем!

Мысль защитить утесы с тыла так увлекла всех, что воины не стали дожидаться весны и ясных дней. Если не хлестал дождь – они таскали камни, строили стены вокруг постов.

Прошло то время, когда Друсту надо было убеждать их трудиться на этих утесах. Теперь они делали всё сами – просто потому, что привыкли думать об этих скалах, как о пограничном рубеже.

Теперь бухту охраняли две неприступные башни, способные держать круговую оборону, пока не кончатся стрелы.

То есть очень, очень долго.

…А в мире наступала весна. Зеленела трава. Где-то в холмах блеяли овцы. Море успокаивалось после зимнего безумства.

* * *

…Когда Горхир увидел далеко в море четыре темных рыбины, плывущих почему-то не под водой, а над ней, – он не сразу понял, что это. Этого не могло быть. Два года, два несказанно долгих года фраза «вот приплывут саксы» была заезженной шуткой.

И – приплыли.

То есть – еще не приплыли. Маленький отряд еще успеет подготовиться к встрече.

Впрочем, к ней всё давно готово.

Горхир сбежал с утеса, вскочил на коня – удивленное животное заржало, не понимая гнева и спешки всадника. Грохот галопа по горной тропе, одна гора позади, маленькая бухта, еще скальник, еще…

– Горхир! – закричал Дремидид, указывая на крошечную белую точку вдалеке.

Этот крик всё сказал отряду Друста. Из воинов, сосланных на безделье, они вмиг превратились в смертников.

Друст отложил недоделанную стрелу, встал. Бойцы окружили командира.

– Принести вина! – приказал сын Ирба. – Выпьем напоследок. Заката нам уже не увидеть. Но эти воды станут красны не только от нашей крови.

Сбегать за мехом было недолго.

– Я пью за нашу смерть! – крикнул Друст. – На погибель саксам! И да славится король Марх! Да славится Корнуолл!

– Корнуолл! – взревели пятьдесят глоток.

Ты же хотел меня казнить, дядя. Конечно, ты слишком благороден, чтобы отдать прямой приказ.

Радуйся: сегодня саксы исполнят твой приговор.

Знаешь, так будет лучше всем. Ты получишь племянника-героя, павшего в бою с многочисленным врагом. Это повод для отцовской гордости, верно? Не предатель, овладевший твоей женой и за это приговоренный, нет. Славная гибель наследника, которой тебе не придется стыдиться.

Так будет проще и мне: тоже ведь не хочется умирать как преступнику. Я любил тебя, государь, – пока Эссилт не встала между нами. Я погибну в бою. За Корнуолл. За тебя.

Нам не победить этих саксов – Горхир говорит, их четыре корабля. Три сотни воинов? Четыре?

Нам не победить – но ты увидишь, государь: больше половины врагов останется на этом берегу. В этой бухте, такой удобной для высадки. А с остальными ты без труда справишься потом.

У меня было два года, чтобы подготовиться к моему последнему бою.

Я был плохим сыном, но остаюсь хорошим воином.

Прощай.

Два года непрестанных учений сделали свое дело. Лучники разбежались по своим утесам, распаковать запасы стрел было делом минуты, масло наготове, огонь зажечь недолго… Засада притаилась, где положено.

Бухта, такая удобная для высадки, выглядит совершенно безлюдной и столь же безопасной.

Из-за утеса выплывает первый драккар… хорошо выплывает, точно как на учениях… всё знакомое и привычное, разве что там нет соломенных чучел, а есть соломенноволосые враги.

Друст – на правом утесе – окунает обмотанные паклей стрелы в масло, зажигает… командир уверен: на левом утесе делают то же самое.

Приказа не нужно: огненные дуги прорезают небо с двух сторон.

И сразу, ливнем, – боевые стрелы.

Саксы сейчас очень заняты: они тушат пожар на корабле. Им не до броней и тем более не до щитов.

А стрел за два года бездельничающая дружина сделала изрядно.

– Говорят, у них принято уходить к своим богам – в огне, – хмыкнул Хенвас.

– Там – четыре корабля, – одернул его Друст.

– Так зажарим все четыре, – со смехом отвечал воин.

Первый драккар тем временем справился с огнем, саксы разобрали щиты, и бритты стали беречь стрелы: как ни велики запасы, но глупо стрелять по стене щитов. Вот когда саксы начнут высадку – они снова станут уязвимы…

Из-за утеса показался второй драккар. На нем уже поняли: берег защищают – и поспешили разобрать щиты.

– Не стрелять, подпустим ближе! – процедил Друст сквозь зубы.

А вот с левого утеса полетели огненные стрелы. Но это и правильно: им ближе до врага.

С первого корабля выпрыгивали на мелководье, и Друст, велев Гуидре и иже стрелять огненными по второму драккару, сам прицельно бил боевыми по высаживающимся.

Еще два драккара впереди.

Еще есть время.

Еще есть стрелы.

Марх вздрогнул.