А потом солнце, прятавшееся было за восточными скалами, вышло на небо.

Наступил Бельтан.

Эссилт пошатнулась, словно ноги отказались повиноваться ей. Она уцепилась за выступ стен древнейших.

Марх закусил губу. «Вот оно! Так сразу. С первым лучом!»

Он был готов помочь жене – но только после того, как она сделает первый шаг. Признается. Скажет сама.

По телу Эссилт шла судорога, будто заклятье цеплялось за жертву и никак не желало уходить.

О том, что творилось в душе Королевы, Марху было страшно и подумать.

«Бедная девочка! Ты только скажи. Скажи сама».

Она со стоном упала к его ногам:

– Казни меня, муж мой! Я заслуживаю смерти, самой страшной смерти за черное предательство!

– Наконец-то… – выдохнул Марх.

Эссилт, как ни была потрясена освобождением от заклятья и сознанием своей вины, против воли на миг вышла из своих терзаний.

Король поднял жену, прижал к груди:

– Маленькая моя, наконец-то всё кончилось.

– Ты хотел видеть во мне настоящую королеву, но я…

– Вот теперь ты и есть настоящая королева.

– Мой государь, ты не знаешь…

– Знаю, Эссилт. Знаю всё. Знаю с самого начала.

– Знаешь?!

– Девочка, – он крепче прижал ее к груди, – давай сделаем так. Я всё расскажу за тебя сам. Если я буду неточен – ты поправишь. Хорошо?

– Да… – выдохнула она.

– Всё произошло три года назад. День в день. Это был Бельтан.

– Да…

– Ты и Друст плыли на корабле. Что-то случилось с Бранвен – она бы не допустила беды.

– Д-да, она уснула, и все на корабле – тоже.

– Вам с Друстом попался на глаза кувшин с питьем. И вы выпили.

– Да… было так жарко… откуда он взялся на палубе – я не знаю…

– Знаю я. Это был «дар» Манавидана. Моего отчима. Моего врага. Вы с Друстом были для него только средством причинить вред мне.

– И мы…

– Молчи. Я знаю, что было дальше. Но ты не знаешь другого: заклятье действовало три года. Сегодня оно лишилось силы.

– Мой государь, мне нет прощения!..

– «Нет прощения». В этом ты права – прощают за вину. А ты ни в чем не виновата, Эссилт. Это Манавидан. Это заклятье. Забудь прошлое, как тяжелый сон.

* * *

Здесь, в не-человеческом Корнуолле, тоже начинался Бельтан. Короля и Королеву приветствовали смеющиеся и поющие обитатели Волшебной страны, для которых праздник уже начался. Обитатели полей, скал, воздуха… от крохотных недобрых пикси с крыльями мух до величавых сидхи; из моря выныривали… кто? Эссилт не знала имени этих созданий.

Прошел мимо и поклонился великан, рыжая борода которого была несколько раз перекинута через плечи, и королеве подумалось, что он бы смог…

– …обмотать этой бородой все столбы королевского зала, – кивнул Марх, догадавшись о ее мыслях. – Он любит так делать. Это тоже твоя страна, Эссилт. Твой народ.

– Я недостойна…

– Перестань. Я уже сказал: прошлое – это беда, а не вина. Не произошло ничего непоправимого – кроме того, что у нас никогда не будет сына. Ты знаешь о королевской брачной ночи…

– Марх, – проговорила она, – это у меня не будет детей. У тебя, – она проглотила комок в горле, – есть сын.

– Что?!

– Тогда, в ту ночь, меня заменила…

– Бранвен?

– Да, и у нее…

– Не может быть!

– Ты не рад?

– Эссилт, это невозможно! Дитя короля рождает только королева и только после совершенных обрядов.

– Я знаю. И Бранвен знает. Когда она поняла, что ждет ребенка, она так испугалась…

– Где он?!

Эссилт отвечала растерянно:

– Где-то в Аннуине. Бранвен оставила его у Ллиан.

– У ко-о-ого?!

До Тинтагела они дошли быстрее, чем доскачет иной вестник.

Бранвен, слыша смятение госпожи, выбежала им навстречу.

– Где?! – едва ни крикнул ей Марх.

– Я не зна… надо найти Ллиан… – пролепетала дочь ирландской Земли, ничуть не готовая к тому, что нужно вот так, внезапно, привести сына к отцу.

– Незачем искать, – рявкнул Марх. Он сосредоточился, дотягиваясь мыслью до былой возлюбленной… и почувствовал, как от привычного призыва его щеки заливает краска: звать Ллиан на глазах Эссилт!

Воздух наполнился запахом лилий, и Ллиан со смехом сказала:

– Не кричи на весь Аннуин. Я слышу тебя.

Она указала взглядом на небо, откуда молнией ринулся вниз сокол. Ударился о землю, встал юношей. Улыбнулся:

– Здравствуй, отец.

Ллиан кивнула:

– Это Перинис.

Оставив отца и сына говорить друг другу первые – бессвязные и предсказуемые – слова, Ллиан подошла к Эссилт.

– Он столько веков ждал тебя, – промолвила сидхи.

– Ты такая красивая… – выдохнула королева. И спросила, вдруг поняв: – Ты любишь… любила его?

Ллиан качнула головой:

– Мне было с ним радостно. Он любил только тебя – с того дня, когда получил пророчество Врана. Вы с ним будете счастливы, я это вижу. И рада за вас.

Женщины улыбнулись, словно были давними подругами, а не встретились в первый – и, вероятно, в последний – раз.

Сын трех матерей – это лучшее из имен для тебя, Перинис. Светлая сидхи, невзрачная дочь Земли и златокудрая королева. Ты должен был быть нашим с Эссилт сыном, но тебя родила Бранвен и взрастила Ллиан.

Мы мало похожи, сын мой. Ты тонок в кости и черноволос. Что-то птичье есть даже в твоем человеческом облике. Человеческом? – нет. Поставить тебя рядом с Рианнон – и тебя сочтут не внуком, а сыном Белогривой. Ты беспечален, как Ллиан. Кто бы ты ни был по крови – ты не человек по духу.

Ты сидхи, внук богинь. Тебе два с небольшим года от роду – но ты взрослый юноша.

И это хорошо… это проще. Мне не придется ничего объяснять эрлам. И Друст… он останется наследником, как был.

…Я должен радоваться тому, что у меня есть сын, – а я слишком привык мыслить как король. Мы еще успеем узнать друг друга, мой Сокол. Сейчас мне гораздо важнее моя жена.

Та, что должна была быть твоей матерью.

Бранвен смущенно улыбалась, глядя на беседующих Эссилт и Ллиан. Три женщины, в разное время и по-разному делившие ложе с Мархом. И – ни тени ревности или вражды. Подруги, сестры… что угодно, только не соперницы.