Она верила, что они победят, сама ее натура требовала этой убежденности. Но владение родовым даром заставляло ее действовать с исключительной осторожностью и вниманием.

Летнее солнцестояние было все ближе, и Айона написала пространное письмо бабушке. Ручкой на бумаге, решила она. Старомодно, зато, как ей казалось, выглядит более значительно, ведь требует времени и усилий. Она писала о любви — к бабушке, к двоюродному брату и сестре, к друзьям. К Бойлу. И о том, каких она наделала ошибок.

Айона писала об обретении себя, своего места и времени, о том, сколь важным стал для нее переезд в Ирландию. Возвращение в Ирландию.

И кое о чем просила. Если что-то случится, ее бабушка должна будет отыскать ее амулет, забрать его и Аластара и передать дальше.

Если она провалит свою миссию, обязательно найдется преемница. В это она тоже верила безоговорочно.

Сколько бы на это ни понадобилось времени, в конечном итоге силы света одержат верх над силами тьмы.

Утром накануне солнцестояния она спустилась рано. Письмо лежало у нее в кармане. Она предприняла попытку приготовить полноценный британский завтрак, и хотя она считала, что настоящим кулинаром ей ни за что не быть, это не означало, что не стоит и пытаться.

Вошел Коннор и повел носом.

— И как это понимать?

— Завтра мы все будем очень заняты, вот я и решила потренироваться, чтобы избавить Брэнну от кулинарного бдения. Опять сидела допоздна, да?

— В последнюю неделю почти совсем не спит, и уговорить невозможно.

— Вчера вечером я слышала, как она играет. Эта музыка на меня действует как успокоительное. Она это специально.

— Говорит, что ей лучше думается, когда мы оба ни о чем не думаем. — Коннор взял себе с блюда жареную сосиску. — Ты чем-то встревожена.

— Пожалуй. Время-то идет уже не на дни, а на часы. А ты почему так спокоен?

— То, что мы делаем, предначертано нам судьбой. А если что-то заранее предопределено — что толку беспокоиться?

Она на мгновение прильнула к нему.

— Ты меня успокаиваешь не хуже той музыки.

— У меня просто нет никаких сомнений. Ни в тебе, — он обвил ее рукой за талию и обнял, — ни в Брэнне, ни в себе. И в остальных тоже. Мы осуществим, что нам предначертано, приложим для этого максимум усилий. А большего мы сделать все равно не в силах.

— Ты прав. Абсолютно. — Она подложила ему еды. — Я чувствую, как он крадется. А ты — нет? И как он вьется у границы моих снов, силясь проникнуть в них. Это ему почти удается, и в глубине души я понимаю, что сама это позволяю. Потом из комнаты Брэнны доносится музыка — и вот уже утро.

Айона взяла другую тарелку и наложила на нее примерно вполовину меньше еды, чем Коннору.

— Оставлю для Брэнны в духовке, чтоб не остыло.

Она повернулась, и Коннор опять по-братски обнял ее. Он как-то по-особому умеет успокоить, подумалось ей.

— Слушай, хватит трястись. Ему еще не приходилось иметь дело с тремя сразу. Да прибавь к нам еще троих.

— Ты, как всегда, прав. Так что давай поедим, и я поеду на работу на машине — хочу наконец попытаться осилить дальний маршрут.

— Да ты пешком доберешься вдвое быстрее, если разрешишь тебя проводить.

— Верно. А как же практика вождения? — И еще ей надо было заехать в отель и попросить завтра отослать ее письмо.

Она напряженно смотрела по сторонам, боясь пропустить малейшие следы тумана, тень черного волка или любое другое явление, которое уловили бы ее органы чувств или интуиция. До замка Эшфорд она добралась без происшествий. Сама-то Айона считала, что вполне успешно освоила и машинку, и дороги, и левостороннее движение, хотя Мира придерживалась противоположной точки зрения.

Точно так же, по мнению Айоны, она научилась справляться и с нервами, и с томительным ожиданием.

Да, всякий раз, как она выглядывала из окна и всматривалась в лес, в дорогу и холмы, пульс у нее учащался. Да, всякий раз, как она готовилась вести группу самыми тенистыми и густыми участками леса, она чувствовала, как от напряжения у нее начинают ныть спина и плечи.

И тем не менее она продолжала все так же смотреть в окно, продолжала водить группы. А это самое главное, сказала себе Айона, подъезжая к конюшне.

Поскольку она приехала первой, то сама открыла двери и потянулась к выключателю.

И в середине манежа увидела волка.

Двери за спиной захлопнулись; свет погас. В первый, самый страшный момент она видела в темноте только три светящиеся красные точки. Глаза волка и его магический камень.

Когда он прыгнул, три точки расплылись в одно пятно.

Айона выбросила вперед руку — поставила блок. Щит. Волк с такой силой ударил в него, что содрогнулась земля. И она почувствовала, как по ее щиту, словно по разбитому стеклу, расползлись зигзагообразные трещины.

Она смотрела, как тень в форме волка напружинивается, чтобы ударить снова.

До ее слуха донеслось испуганное ржание лошадей. И это определило ее действия.

В тот момент как волк бросился снова, Айона убрала щит и отскочила влево. Зверь по инерции пролетел вперед и с силой пушечного ядра ударился в двери. Те распахнулись, и тут настал черед Айоны нанести ответный удар.

Она кинулась на улицу и на этот раз воздвигла щит за спиной. Через него зверю не пройти, значит, кони останутся целы. Она напрягла ноги и приготовилась защищаться, а волк уже развернулся назад. Встал на две ноги и обратился в человека.

— А ты шустра. И неглупа. — Как в ее снах, голос был подобен гладящей кожу прохладной руке. И звучал обольстительно. — Но молода, и летами, и силой.

— И того и другого у меня в достатке.

Он улыбнулся. И хотя она почувствовала, что тело странным образом откликается на обольщение, в душе ее он вызывал омерзение.

— Я мог бы легко убить тебя одним взглядом.

— Это вряд ли.

— Я не желаю твоей смерти, Ясная Айона. Только отдай то, что получила так поздно, то, что есть в тебе, молодое и свежее. — Он не сводил с нее черных глаз и, обволакивая шелковистым голосом, придвигался ближе. — Мне нужен только дар, которого ты пока не осознаешь, и я тебя не трону. Не трону никого из вас.

Сердце забилось слишком сильно, слишком часто. Но волшебная энергия уже шевельнулась у нее где-то в животе и теперь будет только нарастать. Уж она сделает так, чтобы нарастала!

— Только-то? Неужели? М-м… Нет! — Над головой раздался крик сокола, и теперь уже улыбалась Айона. — К нам гости.

— Ты принесешь им смерть. Твои руки обагрятся их кровью. Смотри. Не отводи взгляда. Узнай.

Она опустила взгляд на руки и увидела, как с них на землю капает кровь. От вида этой крови, от ее тепла через все тело прошел страх и проник глубоко в сердце.