— Ты, Арсений, как-то говорил, что в юности не мечтал о море, что весь ваш род — казаки. А вот я мечтал… Кажется, теперь не смог бы жить без моря.

— Теперь-то и я, кажется, на всю жизнь побратался с морем, — признался Головко.

Улетал в Москву нарком под вечер.

— Помни, у тебя две главные задачи — союзные конвои и борьба на вражеских коммуникациях, — еще раз предупредил Кузнецов Головко.

— Есть, понял, Николай Герасимович.

Головко вернулся в штаб флота. Адмирал Кучеров был на месте. Он беседовал с командиром подводной лодки, которая уходила на боевую позицию. Когда комфлот вошел к адмиралу, командир, забрав с собой оперативную карту, выходил. Головко устало сел в кресло.

— Значит, идешь на смену Степанову?

— Нарком предложил, и я не отказался, — усмехнулся Кучеров. — Хочу попробовать себя на самостоятельной работе. Участок, как известно, там нелегкий, придется мне и операции проводить, и охранять союзные конвои, и тралить фарватеры… И потом, — весело продолжал Кучеров, — флотилия подчинена вам, так что если будет очень трудно, вы, надеюсь, поможете мне.

— Можешь на меня рассчитывать. — Голос у комфлота был сухой, слегка раздраженный. — А вот Степанов уходит в главморштаб. Там его опыт пригодится.

— Вы, Арсений Григорьевич, не думаете уезжать в Москву? — спросил Кучеров.

Головко нахмурился.

— Такое учудил… А флот кому передавать?..

Адмирал Галлер перешагнул порог и тихо прикрыл за собой дверь. Кузнецов сидел за столом и, щурясь от яркого света электрической лампы, что-то торопливо писал. Жесткие волосы падали ему на лоб, он отбросил их назад, улыбнулся вошедшему.

— Что, уже все собрались в конференц-зале?

— Весь руководящий состав наркомата, Николай Герасимович, — ответил Галлер. И добавил: — Это хорошо, что вы решили обсудить назревшие проблемы. Людям, полагаю, есть что сказать.

— Я тезисы набросал. — Кузнецов собрал на столе листы. — Пойдемте, Лев Михайлович.

Они вошли в конференц-зал.

— Через неделю, товарищи, мы встретим новый, тысяча девятьсот сорок третий год, — начал нарком ВМФ. — По традиции я хотел бы подвести некоторые итоги уходящего года. — Николай Герасимович окинул взглядом сидевших. — Бывало у нас всякое — и хорошее, и плохое. То, что наш флот встретил первый день войны сорок первого года, не потеряв ни одного корабля или судна, делает нам честь. Но вот вовсю на нашей родной земле заполыхала война, и мы стали терять боевые корабли. В чем причина?.. На этот главный вопрос я и хотел услышать ваши ответы. Вам слово, товарищ Галлер.

Лев Михайлович не относился к тем, кто много говорил, но не делал анализа тех или иных событий. Галлер говорил мало и главным образом о том, что не удалось сделать флоту, чем это вызвано и как устранить недостатки. Критиковал он своих подопечных прямо, невзирая на лица, и порой так жестко, что однажды Николай Герасимович посоветовал ему «не гореть порохом», излагать свое мнение напористо, но без лишнего шума. Вот и сейчас Галлер отметил, что корабли у нас не хуже, чем у англичан или американцев.

— Наши подводные лодки и эсминцы — лучшие в мире! — заявил он. — Такой вывод сделали наши союзники. Правда, их у нас меньше, чем у немцев, но это уже другой вопрос. Проблема в том, что наши старшие начальники еще не научились рационально использовать боевую технику и оружие…

В разговор вступил начальник Главпура ВМФ генерал Рогов.

— Личный состав, рядовой и командный, мы имеем в целом безукоризненный, — сказал он. — Люди сражаются до последнего. Тому пример Одесса, Севастополь, Ленинград… Наш крупный недостаток — иногда мы слабо управляем кораблями, к операциям готовимся наспех, потому-то и теряем и корабли, и людей. Например, крейсер «Червона Украина». Три дня подряд немцы бомбили крейсер, но никак не могли его утопить. Все это время командование флота лишь фиксировало факты налетов «юнкерсов», но не удосужилось отдать приказ перевести крейсер с одного места на другое, не понимая того, что беспрерывные бомбежки рано или поздно погубят «Червону Украину». Так оно и произошло…

— Мне, товарищи, до слез было жаль погибший крейсер, — взял слово нарком. — На нем прошла моя юность и пришла зрелость. Я научился понимать корабль как самого себя, для меня крейсер был не куском металла, а живым существом. — Николай Герасимович сделал паузу. — Прав генерал Рогов, многим командирам и начальникам не хватает ответственности в решении сложных задач на море. Разве мы потеряли только крейсер «Червона Украина»? Нет, товарищи, мы утратили и другие корабли. Взять эсминец «Смышленый». Он зашел на свое минное поле и подорвался. Создается впечатление, что командир не знал, куда ведет корабль… — Кузнецов закашлялся, взяв высокую ноту. — Позади самое трудное время, которое мы пережили вместе со своим народом и Красной Армией. Надеюсь, что дальше нам будет легче, потому что очень многие приобрели опыт войны, опыт одиночных боев и поединков. Но я призываю вас не ослаблять своих усилий ради победы над врагом. Теперь несколько слов о тыле флота, — продолжал Николай Герасимович. — Тут вы, Сергей Ильич, ослабили требовательность. — Кузнецов посмотрел на генерала Воробьева. — Разве у нас не было срывов с тыловым обеспечением на флотах?

Воробьев встал.

— Были, товарищ народный комиссар, но теперь их не будет, — коротко заверил собравшихся начальник тыла флота.

— Постарайтесь, Сергей Ильич. Пойдем дальше, товарищи. На мой взгляд, правильной оказалась организация баз, особенно на Черноморском флоте, где приходилось их менять. Организация ОВРа в крупном масштабе, с придачей ему эсминцев, выявила ряд преимуществ. Теперь важно максимально использовать их. Спорный вопрос, который мы решили отдельно от армии, — это слияние ПВО и ВВС. Правильное нашли решение, товарищи? Я полагаю, что да. Главная задача — перехватить противника — решается теперь истребительной авиацией. Этот вопрос еще окончательно не отработан, но линия, взятая нами, верная. Что скажете, Семен Федорович?

— Согласен, товарищ нарком. — С места поднялся генерал Жаворонков, командующий ВВС ВМФ. — В вопросе взаимодействия с армейцами у нас еще имеются недостатки. Несработанность особенно выявилась в Либаве, Риге, где можно было сделать больше в смысле обороны. Там, где существовало единое руководство, дела обстояли лучше, скажем, на Ханко. Но меня, Николай Герасимович, радует то, что командование ВВС на флотах, особенно на Северном, совершенствует тактические приемы борьбы. Все чаще удары по вражеским конвоям стали наносить смешанные группы бомбардировщиков и торпедоносцев. Хорошо бьют врага летчики Балтики. У них появился и интерес к торпеде. Оценили ее по достоинству, поняли грозную силу этого оружия. И пикировщики работают без срывов…

— В авиации еще слаба организация, Семен Федорович, — заметил Кузнецов. — Надо и для нее выработать какой-то устав, похожий на повседневную службу на корабле, где все было бы указано, кто кому подчиняется, у кого какие обязанности. Так что подумайте, дайте задание своему штабу, а я подскажу Трибуцу, чтобы штаб флота помог свой опыт организации внедрить и в ВВС…