— Лучше ответь, будет волноваться. — Бросает мне Оля, заметив на моём экране входящий.

Я не ослышалась? Оля предлагает мне не игнорировать «Елену Прекрасную»? Она реально не хочет, чтобы моя мама, моя, не волновалась?

Оля сидит рядом с Денисом, он разбавил нас, двух Багировых, втиснувшись между нами. Но даже так, через человека, она умудрилась не просто заметить, но и отметить — дать совет. Поразительно. Началось глобальное потепление, а я не заметила?

Нет, я понимаю, сегодня Оля вдруг впервые выговорила всё, что у неё накипело. А впервые заметила в ней не только Олю, Олю Багирову, Ольгу Леонидовну, но и сестру, но… Я не верю в такие перемены по щелчку. Не бывает! Люди так быстро не меняются. Люди вообще не меняются.

Оля она или сестра, всё равно остается сводной: с ужасным багажом прошлого, с личным болотом, в которое пыталась засосать и меня!

Поразила до глубины души, но не до той самой — всепрощающей и всепонимающей. Просто многое перестало быть нелепым, потому что рассказала о причинах. Но предвзятость не перестала быть предвзятостью, а злоба — злобой.

Наверное, поэтому я не принимаю её совет, блокирую телефон и почти так же яростно, как Тузов, скидываю его в коробку. И отворачиваюсь к окну. Уазик отъезжает от лицея, но Маша продолжает смотреть нам вслед, ничего не понимая.

В этом я не слишком от неё отличаюсь, но да ладно, у меня есть шанс узнать.

Какое-то время едем в тишине. Это так странно. Непривычно. Компания, молчание, общая на всех неизвестность. Общая — это невероятнее всего.

— Деду только так не язви, как отцу. — Шепот касается моих волос, скрывающих ухо.

Оборачиваюсь на Дениса.

— Не буду, если он не скажет таких же ужасных вещей.

— Дед не скажет.

Я до сих пор сама себе не могу объяснить, что на меня нашло, почему я так открыто полезла защищать Дениса, он ведь и сам бы справился. А так…наверное, я его опозорила. У Эндшпиля не такая репутация, чтоб девчонка за него вступалась. Я опять, опять чувствую это долбаное чувство вины.

Так от него устала, донельзя. Но оно какое-то безразмерное, каждый раз, как в первый, и каждый раз по-новому необъятно. Маргарита не так посмотрела — проклюнулось, Оля присела рядом с ней — распустилось, воспоминания накатили — зацвело.

— Зря заступилась? Будет хуже, да? Отец опять тебя будет ругать? — Говорю также шёпотом, чтобы как можно меньше привлекать внимание и нарушать эту всеобщую задумчивую тишину.

— Ругать? Ха, нет! Хуже теперь точно не будет.

— Прости меня!

Денис хмурится. Не понимает, наверное, за что.

— Я не успела подумать, как моя язвительность отзовётся тебе…

— Благодарить, хвалить не буду. Но тебе не о чем переживать.

Он опять скрытен. Опять разговаривает как-то сквозь кучу препятствий и заградителей. Неужели нет никакого шанса, что он… что мы…

Отворачиваюсь к окну. Мелькают многоэтажки, скверы, заснеженные лавочки, спешащие куда-то пешеходы. Радостные встречи, крепкие объятия, веселые улыбки. Невоспитанная брань, громкие выкрики, неприятные жесты. Жизнь бурлит. Везде, у каждого. В каждом.

— Мия! — Денис снова наклонился ко мне. Снова этот обжигающий шёпот.

Но я не реагирую. Сохранить свой шёпот я не смогу, поэтому решаю молчать, это пока единственный способ сохранить лицо. Хоть какое-нибудь. Чувствую, как шевелится на том конце Оля, краем глаза улавливаю напряженный взгляд Амира, долетающий до меня через правое зеркало заднего вида.

— О чём ты думаешь? — Спрашивает Денис ещё тише.

Вздрагиваю. Так просто? Сам Денис, Дэн, Эндшпиль может вот так спросить?

Резко поворачиваюсь и лбом задеваю Дениса. Он слишком близко, смотрю на него, а взгляд плывет, потому что «слишком близко». Почему-то боюсь дышать. Вдох застревает где-то в горле, не понимая, как быть и главное — куда ему дальше.

— Ты боишься? — Спрашивает, а сам следит за мной.

А что я со стороны выгляжу напуганной?

Слова застревают там же, где и вдох, поэтому отрицательно качаю головой. Он поймёт.

— Переживаешь?

Что это? Он пытается отгадать? Отгадать, что я чувствую? Ему правда это интересно?

Стоп. Мия, стоп. Как будто в первый раз. Простой интерес, как сегодня с вопросом о зрении, простая вежливость, как с линзами. Всё просто, не нужно усложнять и что-то надумывать.

Скоро это всё закончится. Быть может, даже сегодня. Я верю полковнику, Денис уверен в дедушке, Оля и Амир доверяют незнакомцу: вот и вся реальность, ни больше ни меньше. Разрубим гордиев узел, и каждый пойдёт своей дорогой.

Поэтому:

— Нет, не переживаю, не боюсь. — Отворачиваюсь к окну и тихо, только для себя добавляю. — «Не думаю, не жалуюсь, не спорю. Не сплю…»

Чувствую, как становится прохладнее, это Денис вернулся на свою половину, на свою сторону. Он больше ничего не спросит. Ничего.

Мы подъезжаем к какому-то огромному зданию, больше похожему на амбар или склад. Ни вывесок, ни каких-то других обозначений.

— Зовут меня Мансур. Это база подготовка…

— «Авангард»?! — Перебивает говорящего ошарашенный Амир.

— Так точно! Вижу, наслышаны. — А потом снова нам всем. — Выйти прежними не удастся. Это ваш шанс выбить всю дурь, с седьмым или двадцатым потом — будет зависеть от вас. А теперь марш, у вас семь секунд, чтобы зайти на базу. Время пошло!

Оцепенение, которое за время поездки почти рассеялось, снова охватило. Всех. С новой силой.

База подготовки, Авангард — звучит не просто солидно, а теперь ещё и устрашающе.

Чтобы успеть в семь секунд, нужно быть Денисом. Остальным нам, неспортивным, неподготовленным, прилетело наказание в виде осуждающего взгляда сердитого полковника.

«Авангард» — другой мир, другая галактика. Свет, цвет, запах — всё другое, непривычное, чужое. Рассмотреть всё мне не удалось, слишком много закрытых помещений, отсеков, залов. Слишком много всего мальчикового, мужского.

Мы с Олей переглянулись, явно думая об одном и том же. Что здесь забыли мы? Две десятиклассницы, у которых из спорта в жизни только редкие вылазки на горнолыжку.

— Девушки направо, парни налево. Шагом марш! — Гром в спину, страх в сердце.

Но приказы не обсуждаются. С того момента, как закрылась массивная железная дверь, отсекающая нас от мира знакомого и более понятного, я поняла это со всей очевидностью. Всё, теперь так просто не выпустят. «Прежних» не выпустят.

До нужного зала проводил нас сам Мансур. Мы едва поспевали за его размашистым строевым шагом. Но лучше приударить сейчас, чем апатридом потеряться в чужом государстве.