мне хотелось верить именно в это, а не в то, что он звонит бестирийцам, собираясь выменять меня на какой-нибудь дорогой портсигар! Тем не менее, всё это было лишь глупыми домыслами — сейчас я находилась под защитой парижской префектуры, а значит, волноваться и впрямь было не о чем.

— Эйла, — позвал меня Реми, вышедший из маленькой комнатки, в которую его пригласили «не на допрос».

Минуя длинные ряды одинаковых столов, за которыми сидели полицейские клерки, я бросилась к Реми, но вдруг остановилась, уловив взглядом мелькнувшие справа металлические прутья. Сердце провалилось в пятки, я почувствовала, как в глазах стремительно темнеет, как нагло в нос забивается знакомый запах сырости и отчаяния… эта решетка… в точности как в подвале…

Опершись рукой о стену, я опустила голову и прикрыла глаза. Реми навис надо мной, ухмыляясь, почти скалясь — чужой, пугающий, опасный.

— А-а, приходишь в себя? — прохрипел он.

— Что? — я покачала головой, переводя рассеянный взгляд на мужчину перед собой. — Реми, что… что происходит?

— О, все в порядке, дорогая, или вернее было бы сказать «любовь моя»? — отвратительный слуху смех гулким эхом прогремел где-то вдали. Ноги мои подкосились, но чьи-то сильные руки успели меня поймать. — Всё в порядке… все в порядке? Да что с тобой?

Я моргнула, поднимая голову и встречаясь взглядом с ясными глазами Реми. Мрак рассеялся, запах сырости куда-то пропал, сменившись запахом новой бумаги и чьего-то терпкого парфюма, и я ощутила на себе руки, его тёплые безопасные руки, мгновенно расслабляясь в их безопасном кольце. Это всего лишь последствия пережитого. Нет никакого подвала. И больше никогда не будет. Я в самом безопасном месте. Только дыши, Эйла. Только дыши и не впадай в отчаяние. Всё почти закончилось.

Почти закончилось.

— Мне… — мои руки затряслись, признание почти сорвалось с уст, но я тряхнула головой, отгоняя прочь непрошенные мысли. Не стану говорить ему об этом. Он решит, что я чокнутая. — Мне просто стало дурно. Закружилась голова, — голос мой дрожал, и я изо всех сил старалась не смотреть на эти чёртовы прутья. — Ч-что тебе сказали?

Реми нахмурился, явно не веря моему оправданию.

— Идём, — сказал он, отводя меня к небольшой лавочке возле кабинета комиссара. Когда мы сели, он взял мои ледяные дрожащие руки в свои и заглянул мне в глаза. Маленькое пугающее воспоминание не отпускало. Почему я вижу другого Реми в своих странных видениях? Почему там, в сыром и тёмном подвале, он олицетворяет собой сущее зло? — Эйла, что с тобой творится? Ты словно выпадаешь из этого мира. И смотришь на меня так, будто… боишься.

Выдохнув, я покачала головой и крепче сжала его руки.

— Я не боюсь тебя. Я просто… это просто воспоминания о моём заточении. Они настигают меня. Я ничего не могу с этим поделать. И, пожалуйста, давай… давай не будем говорить об этом.

— Ладно. Как скажешь, — Реми выдохнул, отвёл взгляд. — Я слышал, твоя тётя уже едет сюда, чтобы забрать тебя. Это прекрасные новости.

Как бы мне не хотелось улыбнуться, я никак не могла себя заставить. Как только мы приехали, полиция тотчас связалась с тётушкой Меррон, и я была несказанно этому рада, но тот факт, что она уже наверняка позвонила моей матери и сообщила ей прискорбную весть о том, что я жива, оставлял горьковатое послевкусие. Совсем скоро я увижу холодный взгляд Розалинды. Она жеманно обнимет меня, стараясь всё же держаться на расстоянии, и скажет: «Мы ведь обе понимаем, дорогая, что это ты во всём виновата».

— Прекрасные тем, что мы вот-вот расстанемся? — я горько усмехнулась, блуждая от одной тревожной мысли к другой.

— Тем, что для тебя вот-вот закончится этот Ад.

«Дни, проведённые с тобой, не были Адом», — едва не призналась я.

— О чём с тобой говорила полиция? — я сменила тему, старясь не выставлять напоказ чувства, до которых ему не было дела.

— Задавали дежурные вопросы, чтобы, кхм, как там выразился этот сноб… «рассмотреть со всех углов эту неоднозначную ситуацию».

— Они уже несколько лет не могут справиться с мафией, которая похищает людей из других государств, — шикнула я. — И это называется неоднозначной ситуацией?

— Что теперь будет, Эйла? — прервал меня Реми.

— Начнётся расследование, — я сглотнула, тщательно подбирая слова, но чувства опережали разум. — Меня вряд ли депортируют в Шотландию в ближайшие дни. Я останусь здесь, с тётей… на самом деле, это звучит намного лучше, чем тот факт, что я должна буду вернуться к своей прежней жизни…

Реми расхохотался, вскинув голову.

— Ты не веришь в то, что говоришь.

— Нет, — решительно ответила я. — Это ты не веришь. Реми, у нас обоих нет настоя…

— Мадемуазель Маклауд, пройдите в мой кабинет, — пророкотал вдруг голос комиссара, приоткрывшего дверь.

Я встрепенулась, поднялась с лавки и бросила последний взгляд на Реми, прежде чем скрыться за дверью полупустого мрачного кабинета. Волнение комом застряло в горле. Комиссар провёл пальцами по своим усам и уселся в кресло за столом.

— Присаживайтесь, — он кивнул на стул напротив.

Заняв свое место, я внимательно посмотрела в серые глаза мужчины. Он даже не представился. Грубиян.

— Мы зафиксировали все ваши показания, данные вами ранее констеблю Морелю, — сказал он тихим вкрадчивым голосом, который совершенно не внушал доверия. — Я также связался с полицейским департаментом Эдинбурга, чтобы подтвердить или опровергнуть факт вашего похищения. Думаю, вы понимаете, что слезливой истории и клочка газеты недостаточно для такого серьёзного обвинения.

Злость вспыхнула в моей душе со скоростью звука, вылетевшего из его рта.

— Комиссар…

— Дюран, — наконец, представился он.

— Комиссар Дюран, — я подалась вперёд, заглядывая в его наглые глаза, — Нескольких секунд мне достаточно, чтобы выдвинуть ещё одно серьёзное обвинение. Как вы знаете из моих показаний, полиция в префектуре Марселя с удовольствием покрывала деятельность мафиози. Не хотите ли вы намекнуть мне на то, что деятельность вашей префектуры мало отличается от марсельской?

Дюран расхохотался, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки за головой, но в один миг он вдруг изменился в лице и подался вперёд, вероятно, желая меня напугать. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Какой же мерзкий человек.

— Мадемуазель Маклауд, я бы на вашем месте был очень избирателен в высказываниях. Сейчас вы находитесь под нашей юрисдикцией. А у меня, к тому же, накопилось немало интересных вопросов к вам, которые ставят под сомнение акт вашего похищения.

«Вот же подонок!» — едва не сорвалось с моих уст.

— Я слушаю вас, Господин Дюран, но прошу не забывать о том, что я являюсь гражданкой Великобритании…

— Ах, да, именно