были размазаны – вероятно, расчувствовался и сам автор письма. Где-то чернила прерывались и становились несколько светлее: письмо создавалось в несколько заходов разными ручками. «Твердое решение» давалось непросто.

«…Не обессудьте. Вы мои родители и всегда ими останетесь, но именно вы не оставили мне выбора. Даже после стольких лет… Я хочу свободы, а не тюрьмы, в которую вы меня заперли. Связали меня святой обязанностью заботиться о родителях. Если вы желаете мне счастья, отпустите меня. Но поможет ли это вам завязать? Вряд ли. Прискорбно. И больно… мне в первую очередь. В том, что вы сделаете правильный выбор, надежды не питаю. Если же вы беспокоитесь, то это лишнее – я приспособился выживать своими силами. Работу на новом месте найду без проблем: руки у меня растут из нужного места. Пусть это станет жестоким, но уроком. Не звоните – когда я остро нуждался в вашем совете, в вашей помощи, вы молчали. Вижу, что вам нравится такая линия. И последний просвет уже не внушает доверия. Продолжайте тогда в том же духе. А пока прощайте! Ваш Андрей».

Михаил Григорьевич вскочил с табуретки: «Андрей выкинул записку в мусорку? Зачем? Передумал уходить? Или решил с нами не объясняться совсем?» – отец не мог знать правды.

Через мгновение безутешный папаша уже стоял на улице, оглядываясь по сторонам, словно выискивая отпрыска поблизости. Внутри все перевернулось. Еще не созданная идиллия уже трещит по швам. Если же бог милостив к нему и уговорил отложить смерть, то сделает так, чтобы мужчина успел к сыну и убедил его не бросать родителей, ибо отец с матерью без поддержки долго не протянут. Михаил Григорьевич уверовал в истинный путь, готов исправиться. А бог берет и отнимает. Безутешный папаша глядел в черное небо, словно ожидая сигнала. Его не последовало. Он готов схватить Андрея и не отпускать, кинуться сыну в ноги и извиняться за все, что тот пережил и чего недополучил из-за пьющих родителей. И как только сына не забрали в детдом?

«Мы оба виноваты перед ним. Нечего себя жалеть. Нужно действовать. Я найду его и остановлю, – мысленно ставил задачи Михаил Григорьевич. Слова таинственного Голоса из парка он запомнил. Побег от родителей слесарь воспринял как то самое «непоправимое», что готов совершить его сын и тем самым начать падение. – Если у Андрея есть к нам хоть капля сострадания, он поверит в мои намерения», – он надеялся в благополучный исход семейной драмы. Если не получится, то свершится действительно непоправимое. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Да уж, навязчивой идее Михаила Григорьевича могли бы позавидовать буйно помешанные шизофреники – любой ценой предотвратить побег сына.

С неба начал сыпаться едва заметный мелкий снежок. От бестолкового топтания на месте мужчина в робе, невзирая на усталость и нарастающий жар в груди, взял уверенный курс в сторону предполагаемого места нахождения Андрея – на скупку металлолома. «Я не подведу. Я же все осознал. Андрюша, ты же поверишь мне?» – вертелось в голове. Не поздновато ли?

Михаил Григорьевич был готов добежать и до другого конца города, не прибегая к услугам транспорта, однако вскоре понял, что сильно переоценивает собственные возможности. Ноги стали подкашиваться уже при подходе к ближайшим улочкам, пустым и безлюдным. Дыхалка быстро сбилась. Казалось, что еще немного и мужик упадет в ближайший сугроб и не поднимется. Но если он не дойдет до сына, то будет ползти до него, пока смерть не остановит окончательно. Очевидно, что силенки в закромах еще есть. Он чувствует, как бьется об грудь припрятанный за пазухой пистолет «Smith & Wesson», а в кармане сложены обрывки прощального письма сына.

Резкая, метущаяся и неуверенная походка одинокого мужчины быстро привлекла внимание компании, сидящей у одного из подъездов.

– Гляди-ка, – произнес Марк – бритоголовый широкоплечий боров с выразительными глазами цвета океанической волны, которые гармонировали с бледностью его квадратного лица. – Чем не подойдет? – у него нынче сильно чешутся руки, поскольку те, кого они тут битый час сторожат, все никак не объявляются.

– А почему бы и нет. Бухарики слабы в самообороне, – согласился его напарник Галиб – рослый, смуглый кавказец с густой бородой в кожанке.

– Вы чего удумали? – встрепенулся третий паренек из полуночной компании – Вадим, выглядевший самым младшим, слабым и миловидным из всех. – Первого встречного хотите замесить?

– Успокойся, малой. Тут старшие решают.

– Да зачем вам этот пьянчуга? Что у него есть-то?

– Даже если и ничего нет, пусть хотя бы грушей поработает, – ответил Галиб. – Меньше будет пить.

– Может быть, придерживаться изначального плана и дождаться тех, кто реально заслуживает.

– Сядь и рот закрой, – произнес Марк, вцепившись в худые плечи Вадика, чтобы тот не дергался.

– Напомнить, чего ты обещал? – забасил Галиб. – Рот на замке держать. Захотел с нами тусить – помалкивай тогда.

– Мы же хотели расходиться.

– Расхотели. Да и не в наших правилах возвращаться с дела без мордобоя, – произнес Марк, положив на плечо бейсбольную биту.

– Мужики, чего-то мне стремно.

– Чего пошел тогда, раз стремно?!

– Вы обещали отмордасить Глеба и сказать, чтобы он больше не трогал меня.

– И где же твой Глеб? Ты говорил, что он явится домой с деньгами. А его, как видишь, нет. Вся ночь насмарку, – произнес Галиб.

Марк выплюнул снюс и выглянул из-за угла дома, чтобы посмотреть на мужика. Михаил Григорьевич брел по тротуару, оглядываясь на дорогу и желая поймать машину, которых в городе в разгар ночи практически нет.

– Тачку ловит, дебил.

– И на что только рассчитывает?

– Короче, Вадя: поднимай задницу, заводи машину, выезжай на дорогу. Остановишься около этого дурака. Тогда-то мы его и приложим.

– И не вздумай смыться, – пригрозил Галиб.

– Для чего все это, мужики?

– Не нравится он мне, – выдал Марк. – Мухой давай.

Вадим сглотнул ком в горле. Он не мог не подчиниться воле старших товарищей. «И когда они только успели с катушек слететь?» – подумал он и засунул руки в карманы по дороге к своей светло-коричневой «Копейке», заниженной почти что до самой земли. Планы на личное авто у паренька, что обучается в шараге, грандиозные. Пока финансов хватило только на сиреневые диски, больше напоминавшие тазы, на которые нацепили покрышки, да пижонский спойлер.

Впервые в жизни он хотел, чтобы его машинка не завелась. Не суждено. Вадик матюгнулся: «А с чего все начиналось? Подумаешь. Всего-то хотели подкараулить и припугнуть засранцев. Сколько я уговаривал Марка с Галибом начистить рыло Глебу. Деваться от него некуда. Вот и повод нашелся. Ребята согласились. В итоге все коту под хвост. А теперь вот