плодоносной супруге Тешуба, грозной Шавушке – покровительнице матерей, благородному Шемиге – богу солнца и правосудия. Я попросила богов спасти нас. В чем мы провинились? Разве бедные дети заслужили столь страшную кару? Свершилось чудо. На мой зов явился разгневанный Тешуб и стал метать молнии в Иллуянку. Змей испугался и вернул нам сердца. А вскоре и сам убрался в пучину. Но вот беда: он все перепутал.

– Что? – не понял Саламансар, завороженный рассказом Мелины.

– Сердца перепутал. Сейчас в моей груди бьется сердце Элиля, а у него – мое. Если нас разлучить – мы погибнем. Можешь силой взять меня в свой дом, но я и недели не проживу.

– Я не верю! – Саламансар в отчаянии схватился за голову.

– Тогда, если хочешь исправить зло Иллуянки, – предложила Мелина, – разрежь мне и Элилю грудь и поменяй наши сердца.

Саламансар замычал, завертел головой и бессильно опустился на дно лодки.

– Прощай, – махнула рукой Мелина, повернулась и села на прежнее место в корме. Ее взгляд вновь устремился на проплывающие берега.

Лодка зашуршала днищем о песок, остановилась. Не говоря ни слова, Саламансар тяжело поднялся, перемахнул через борт. Не оглядываясь, он побрел к городу, низко опустив голову.

Парус вновь поймал ветер, и лодка выбралась на середину реки.

– Меня очень тревожит то, что уже третий человек теряет рассудок из-за меня, – призналась Мелина Элилю. – Сначала Рамзес, потом тот воин из урартов, теперь – Саламансар.

– Почему трое? – невесело усмехнулся Элиль. – Меня забыла? Какой сумасшедший посмеет выкрасть наложницу правителя, да еще вырвать ее из рук жриц Изиды?

– И Рамзес, и воин-урарт, даже Саламансар хотели обладать мной, как красивой вещью, как дорогой игрушкой вроде быстрой колесницы или пурпурного плаща, расшитого серебром. Это очень оскорбляет меня. Но ты, Элиль…

– Тебе всего лишь тринадцать, – возразил юноша, мягко обнимая ее за плечи. – Ты еще совсем маленькая.

– Вот именно! – она встрепенулась и выкрутилась из его объятий, в упор взглянула Элилю в глаза. Его лицо обожгло горячее дыхание. – А что будет, когда я повзрослею? Может, мне сделать шрам на лице?

– И думать об этом не смей! – испугался Элиль.

Она обмякла, опустила голову к нему на грудь, прислушалась к стуку сердца юноши.

– Но что ты чувствуешь ко мне? – серьезно спросила Мелина, не поднимая глаза.

– Я? – он пожал плечами. – Все, как в твоей сказке про Иллуянку: мое сердце принадлежит тебе. – Элиль нежно погладил девушки по голове. Рыжие волосы чудно пахли солнцем и ветром. – Я не смогу жить без тебя. Вырвать тебя из моих объятий, то же самое, что разрубить мое тело пополам. Разве сможет человек жить, если его разрубить?

– Говори! Еще говори, – страстно прошептала Мелина.

Тихий ясный день клонился к закату, затягивая усталое солнце за горизонт и заставляя вспыхивать слабыми искорками ранние звезды на хрустальном чистом небосводе. Лодка сонно скользила по спокойному зеркалу воды. Юноша стоял неподвижно, нежно сжимаю в объятиях тонкую девушку. Издали казалось, что это один человек.

Пираты

В Газе их догнала страшная весть. Правитель Ассирии все же узнал, что в Ашшуре побывала дочь его заклятого врага. Он пришел в бешенство. Саламансара жестоко наказали за то, что помогал Мелине. Хоть юноша и клялся, что понятия не имел, кто такая Мелина, он только сопроводил посланника Та-Кемет в Ашшур, его все же отправили в верховьях реки Диялы сражаться с касситами простым копьеносцем. Евнуха, что приходил с матерью Мелины, обезглавили. Но самое ужасное: мать Мелины, не выдержав гнева Адада, взобралась на башню храма Иштар и бросилась вниз.

Мелина не плакала. Она только побледнела и печально произнесла:

– Я знала! Все так и должно было случиться. Когда мы расставались, я видела покрывало смерти на ее голове.

– Послушай, Элиль! – Она вскинул на него большие черные глаза, полные неистовой решительностью. – В последнее время я всем приношу несчастье, всем, кто сталкивается со мной. Я боюсь, что и ты пострадаешь из-за меня.

– О чем ты? – успокаивал ее Элиль. – За меня не переживай. Уж я из любых бед выйду победителем.

– Может быть, мне навсегда уединиться в какой-нибудь храм Изиды? Сбрить волосы и принять обет безбрачия, – размышляла вслух Мелина.

– Давай сделаем так, – предложил Элиль. – Когда вернемся на берега Хапи, то сразу отправимся к Великим Пирамидам. Испросим совета у хранителей Истины. Они подскажут, как поступить.

Дом, в котором они остановились, попав в Газу, принадлежал торговцу средней руки. Делец менял улов у местных рыбаков на зерно, масло, вино. Рыбу продавал горожанам. Сам дом напоминал груду булыжников, но строгой кубической формы. Внизу находилась лавка. Одна дверь выходила в город, противоположная – во двор, где складировался товар, и откуда несносно пахло рыбой. На втором этаже находились небольшие комнатки, где обитали домочадцы – все его семейство, состоявшее из толстой ворчливой жены и кучи голопузых ребятишек. Жилые покои делились на женскую половину и мужскую. Лучшие комнаты отвели для гостей.

После сытного ужина, состоявшего из чечевичной похлебки с зеленью и отличной копченой рыбы, хозяин подсел к Элилю и настороженно сказал:

– Ты, господин, я вижу, возвращаешься в Кемет? Судя по знаку на груди – имеешь высокую должность.

– Да, – согласился Элиль. – Я посланник в чужеземные страны.

– Тут нехорошие дела творятся в городе, – понизил голос хозяин. – Объявился один торговец. Не местный. Товар ему караванами приходит. Много товара. Приказчиков у него – полно. Цены он не заламывает. Хотя, странно, я бы давно разорился, если б по таким ценам менял.

– В торговле я плохо разбираюсь, – не понял его Элиль.

– Так я не про торговлю говорю, а про этого странного торговца. Приказчики у него все здоровые. По их рукам видно: не палочки для письма держать обучены, а оружие. Как только кто-нибудь прибывает из Кемет или возвращается обратно на берега Хапи через наш город, так обязательно попадает к этому торговцу. Иных, после его бесед рыбаки в море подбирают с проломленным черепом. Странно все это.

– О чем же он беседует с путниками?

– А кто ж его знает. Боятся его все, даже городские стражники. Говорят – расспрашивает путников про дороги, узнает, где какие колодцы есть в пустыне и не пересохли ли они.

– Как выглядит он? Из каких народов?

– Говорят, он из Народов Моря, но иногда по-хеттски лопочет уж очень чисто. А приметить его легко: шрам на лице рваный, и глаза нет. Это я к чему говорю. Не задерживался бы ты. Узнает он и попытается схватить тебя. Даже наместник ничем тебе не поможет.

– Одноглазый? –