Это была та самая одноэтажная Америка, о которой когда-то писали Ильф и Петров. Очень чисто, много зелени, домики под черепичными крышами, церковь, магазинчики, уличные кафе. Прямо-таки идиллия, а не городок. Наверное, здесь очень хорошо и спокойно жить людям в возрасте от одного до пятнадцати, а также от семидесяти и до бесконечности — неуловимый дух скуки, казалось, витал в самом воздухе. Что-то типа какого-нибудь российского Новохоперска, только поцивилизованней.

Дом сто девяносто девять на Эванстон-авеню оказался, к счастью, не моргом или крематорием, а всего лишь домом для престарелых, стоящим в глубине небольшого парка-сквера, обнесенного ажурной оградой и кустами акаций.

Похоже, мы выбрали для визита удачный день — среди посетителей нас трудно было выделить.

Ломанов мягко посоветовал мне играть роль немого, я не стал спорить. Хотя лично мне мое произношение не казалось столь уж ужасающим.

Строгая управляющая в строгом же, несмотря на жару, костюме на наш вопрос о Гарольде Локкмане сообщила, что он в саду, который находится позади дома, и что мы можем найти его на третьей скамейке правой аллеи.

— Вы знаете, наши подопечные так консервативны в своих привычках, что мы практически всегда знаем, где находится в данный момент каждый из них. — Строгая управляющая улыбнулась.

Она не спросила нас ни кто мы, ни зачем приехали. Очевидно, в этом заведении уважали права постояльцев.

— Слушай, Сережа, — тихо сказал я Ломанову, — а как мы ему представимся — кто мы такие? Как-то мы об этом не подумали.

— Почему не подумали? Я подумал. Мы родственники Нормана Кларка. Из Австралии. Далекой, загадочной Австралии.

— Почему из Австралии? — Я едва удержался от распиравшего меня совсем не вовремя смеха.

— Чем абсурднее ситуация, тем легче в нее верят люди. Если мы с вами из Америки, то почему раньше не приезжали? А Австралия — она, знаете ли, далеко, почти как луна. К тому же там есть кенгуру и всякие другие сумчатые. А это уже тема для разговора.

У Ломанова явно было хорошее настроение. Непонятно только с чего. И к чему.

Гарольда Локкмана мы нашли в точно указанном месте. Правда, сначала нам показалось, что на лавочке, третьей от начала, сидит Зиновий Гердт, прекрасный московский актер, более всего известный зрителям по роли Паниковского из «Золотого теленка».

Когда мы подошли к нему и объяснили, что мы приехали из Австралии и что мы родственники Нормана Кларка, Локкман приподнял лохматые брови, точь-в-точь как Гердт — Паниковский, когда его заставали за кражей очередного гуся. Мне приходилось напрягать все мои силы, чтобы понять, о чем шел разговор.

— Из Австралии? Раньше только из Америки приезжали, и что это всем через столько лет Норман Кларк понадобился? А заодно и Гарольд Локкман на старости лет...

По всему выходило, что старик не был в курсе гибели Кларка на яхте «Глория». Иначе бы он не задавал таких вопросов. Ну мало ли, родственники за наследством приехали, ищут подтверждения родственных связей.

— Мы редко выбираемся со своего континента, а моя бабушка перед смертью просила обязательно побывать на родине своего двоюродного брата, который был таким известным человеком в мире. — Светлые глаза Ломанова излучали трепетную и нежную любовь к незнакомому, но столь близкому двоюродному деду.

У меня аж слеза навернулась, так искренне и трогательно Ломанов рассказывал о предсмертных желаниях своей австралийской бабушки. Честное слово, если бы я не знал его анкетных данных, я бы поверил, что он и в самом деле родственник Кларка.

— Известен в мире? — изумился Локкман.

— Естественно, его знали не только в Америке

— Чем же таким он прославился? — язвительно поинтересовался старик.

— Как чем? — искренность Ломанова не знала границ. — Он мог бы стать даже президентом Америки, если бы очень захотел.

— Как? Вместо президента Гувера? — старик рассмеялся сухо и рассыпчато.

Тут уже мы удивились.

— А что, был такой президент? — спросил Ломанов.

Как не быть? В конце двадцатых — начале тридцатых... «Великая депрессия»... Но Норман бы все равно не успел обскакать Гувера. Чтобы стать президентом, юноши, нужно по меньшей мере быть совершеннолетним! — Старик назидательно поднял указательный палец.

— Нет, с этим-то все понятно. Он тогда был слишком молод, но позже... Уже после войны...

Старик рассмеялся еще более язвительно:

— К вашему сведению, Норман Кларк погиб в автомобильной катастрофе вместе со своими родителями. Кажется, это было в тридцатом году... Вашему родственнику и потенциальному президенту не было и четырнадцати.

Что ж, старик мог быть доволен произведенным эффектом. Увидев, что я настолько ошеломлен, что не совсем даже как бы и понял, Ломанов медленно повторил последние фразы старика, как бы переспрашивая того.

— Э-э, скажите, — чрезвычайно вежливо обратился Ломанов к Локкману, — а может быть, это был другой Кларк? Ну, другая семья...

Старик, похоже, рассердился не на шутку:

— Норман был моим школьным другом, и никаких других Кларков в нашем городке не наблюдалось! И вообще, не морочьте мне голову!

Он резко поднялся со скамейки и, прихрамывая, пошел в сторону дома. Мы посмотрели ему вслед, а потом друг на друга. Было уже понятно, какого рода сюрприз нас может ждать на кладбище...

Роберт Уэнтворд сидел в машине и грустно смотрел в окно. Честно говоря, ему хотелось послать все и всех куда подальше. Он считал это идиотское задание следить за двумя русскими по меньшей мере недостойным себя. Все-таки он был агентом со стажем, которому поручались в последнее время дела поважнее. Но шеф почему-то настаивал на том, чтобы он принимал во всем этом личное участие. Что же за важные птицы эти русские?

Ко всему прочему его раздражали эти двое, данные ему в подчинение: черный шофер Чарли, вечно цепляющий на нос дурацкие темные очки, и молокосос Джимми, которому его служба напоминала, кажется, бесконечный не то сериал, не то детектив.

Уэнтворд снял трубку затрезвонившего телефона. Конечно, звонил Филдинг.

— Они на кладбище, — доложил он, стараясь быть как можно более язвительным, но все-таки не переходя границ вежливости.

Но в ответ услышал совсем неожиданное:

— Приступайте к ликвидации. И чтобы комар носа не подточил.

— Ликвидации? — переспросил Уэнтворд.

— Выполняйте, Роберт. Только без лишнего шума. Это распоряжение свыше.

Голос шефа звучал тихо, но уверенно.

Мы долго, молча и тупо смотрели на могильный камень. То есть это было именно то, что мы уже ожидали увидеть, но одно дело ожидать, а совсем другое — лицезреть собственными глазами.