Князь великий Дмитрий Иванович, видя, что полки его хорошо готовы к бою, сошел с коня и стал на колени на траву ковыль, перед великим полком у черного знамени, на котором был образ владыки, господа нашего Исуса Христа, поклонился знамени и начал молитвы говорить из глубины сердца своего, громко говорить, плакать и призывать бога на помощь.

Молитва. «О владыка, вседержитель, посмотри милостиво оком своим на смиренных твоих людей, твоею ведь рукою, господи, сотворен и святою и честною кровью твоею искуплен род христианский. Услышь, господи, молитвы наши и обрати сердце свирепому врагу варвару на смирение, чтобы не сотворил зло рабу твоему. Обрати свое лицо против нечестивых, что не призывают имени твоего святого. Молюсь образу твоему святому и пречистой твоей матери и твердому и необоримому милостивому святителю Петру Русскому, на твою помощь надеемся, и не смею призывать имени твоего святого».

Князь великий, окончив молитву и сев на своего коня, начал по полкам ездить с князьями и с воеводами, и каждому полку сам говорил своими устами: «Братья, князья и воеводы, и молодые люди, сыновья христианские, от мала и до велика. Уже, братья, сегодня день уходит, а ночь приблизилась, бодрствуйте и молитесь в эту ночь, крепитесь и мужайтесь каждый из вас, утром ведь вас невозможно будет приготовить к бою. Уже ведь, братья, гости наши близко от нас, на реке на Непрядве, утром ведь, братья, все будем от них пить чашу общую; ведь, братья, нас, христианских сынов, господь сам ведает; будем пить чашу поведеную, ту, друзья мои милые, что на Руси захотели пить, чашу смертную, за святые божии церкви, и за веру православную, и за землю святорусскую, и за мою обиду. Уповайте на бога единого живого. Да мир будет с вами, братья мои, потому что спешат татары!»

Брата же своего, князя Владимира Андреевича, великий князь послал вверх по Дону в дубраву, чтобы он утаился от полков, и дает ему достойных «ведомцев» своего двора, удалых людей 17, с ним же отпустил и своего знаменитого воеводу Дмитрия Волынца. Уже и ночь пришла накануне светоносного праздника святой богородицы, уже тогда ночь сравнялась со днем летним. Была тогда тою ночью теплота великая и тихость большая, заморозки росиые начались. Воистину сказало божественное писание: «Ночь несветлая для неверных, верным же — просвещение».

И сказал Дмитрий Волынец великому князю: «Испытаю, князь, свою примету ратную, кому будет божия помощь, — уже ведь тьма полная, а заря потухла». Дмитрий Волынец сел на своего коня и взял с собою одного великого князя Дмитрия Ивановича и выехал на поле Куликово и стал между двумя великими войсками. Слышался же стук велик и клич, как гром гремит, как трубы многие звучат, а позади их как волки грозно воют; была великая, необычная гроза, а по правой стороне вороны кликали. И был великий гомон птичий, а на другой стороне, напротив воронов[659] как гора гремела, по реке же по той Непрядве гуси и лебеди крыльями плескали, необычайную грозу предвещая.

И обратились в сторону русских полков, и была тишина великая. Сказал Волынец великому князю: «Слышишь ли что-либо, князь?» Овечал ему князь великий: «Слышали, брат, великая гроза». И сказал ему Волынец: «Что слышал?» Князь же ответил: «Ничего, только видели, как огненные зори полыхают, а из них точно кровь выступает». И сказал Волынец: «Молись, государь, богу, добрые знамения видятся, но только призывай бога на помощь с неоскудною верою. И еще, князь, есть у меня примета вторая». И слез с коня и пал на правое ухо, приникнув к земле, и так лежал долгое время и поднялся. И сказал ему князь великий Дмитрий «Какую ты примету, брат Дмитрий, слышал?» Он же не хотел ему сказать. Князь же великий понуждал. И он сказал: «Одна примета на великую скорбь, а другая на неизреченную радость для тебя из рода в род. Я слышал: земля плачет языческим языком о детях своих, а на другой стороне точно свирель плачевная жалостная слышится». Я множество таких примет и раньше знал, испытал их в ратное время и у прежних полков. Так слышал и ныне. Надейся на милость божию и на молитвы сродников ваших, новых страстотерпцев Бориса и Глеба, жду победы над погаными, но христианам много будет урона». Услышав же то, князь великий прослезился. И сказал Волынец: «Будет победа христиан и державы твоей. Но не подобает тебе, царь, в полках об этом говорить, но только вели каждому воину богу молиться и призывать святых на помощь. А рано утром вели всем воеводам и всякому воину вооружаться в доспехи, уже есть оружие непобедимое на супротивных».

Тогда же некто, разбойник, именем Фома Хабесов, поставлен был от великого князя Дмитрия Ивановича на реке на Чуре на Михайлове для крепкой, мужественной стражи от поганых. И бог, утверждая разбойника в вере, открыл ему видеть ночью великое видение. Видел он, точно на высоком облаке как бы некий очень большой полк с востока, с южной же стороны пришли двое юношей светлых, имея в руках острые мечи. И сказали полковникам татарским: «Кто вам повелел отчину нашу, Русскую землю губить? Ибо даровал нам господь бог стеречь отчину свою, Русскую землю» И начали юноши их убивать, и ни один от них не спасся. И с того времени человек тот утвержден был в вере и умудрен богом.

Утром разбойник рассказал великому князю Дмитрию Ивановичу наедине: «Видел я на небесах видение». Сказал ему князь великий: «Не говори, брат, никому об этом; премудрая эта вещь и страшная, если так произойдет». А сам государь расплакался горько от всего сердца своего, воздел руки свои к небу и сказал: «Господи, владыка, человеколюбец, молитвами святых твоих мучеников Бориса и Глеба помоги нам, как Моисею на Амалика, и как Давиду на Голиафа, и первому князю Ярославу над Святополком, и прадеду моему, великому князю Александру, над подхваляющимся римским королем. Как тот король хотел разорить отечество наше, Русскую землю, так и этот безбожный царь Мамай хочет попрать святую православную веру христианскую, разорить святые церкви. Не воздай нам, господи, по грехам нашим и пошли милость свою и просвети нас милосердием твоим. Не отдай нас, господи, рабов своих, на посмешище врагам нашим, да не порадуются враги наши и не окажут слова ложныя и неверные: где есть бог их. Бог же наш на небесах и на земле, на него я