ему супостатов. Не сотвори, господи, так, как случилось за сколько-то лет до этого в битве на Калках христиан с татарами. И убили тогда православных христиан 400 000. От такой беды, господи, спаси нас и помилуй, не дай, господи, погибнуть оставшимся христианам. Да славится имя твое святое! А от татарской победы Русская земля погибла. Не имеем ведь надежды ни на кого, только надеемся на всевидящего бога. Я же имею двух малых детей, Василия да Георгия. Если кто поразит их, как солнце с юга, как ветер, повеющий на запад, оба этого не смогут вытерпеть: малы они еще. А я что тогда сделаю? Возврати, господи, государя моего, отца их, князя Дмитрия Ивановича, по здорову. Тогда и земля их спасется, а они царствуют во веки».

Князь же великий взял с собою сурожан, московских купцов как свидетелей: если что случится с ним, государем, они будут рассказывать о нем в дальних землях, как купцы-хозяева. Были с ним: Василий Капий, Сидор Олуферьев, Константин Петунов, Козьма Ховрин, Антон Верблюзин, Михаил Саларев, Тимофей Везяков, Дмитрий Чермного, Дементий Саларев, Иван Шихца. И двинулись князья русские успешно, точно пить хотят чаши с медом или с вином, честь добыть и славное имя.

Уже стук стучит и гром гремит на ранней заре. Князь Владимир через Москву-реку перевозится на красивом перевозе в Боровске.

Князь великий пришел на Коломну на память святого Моисея Мурина[653], тут уже были многие воеводы ратные, встретили они великого князя Дмитрия Ивановича на реке на Северке. Епископ же встретил его в городских воротах с живоносными крестами и с духовенством, осенил его крестом и молитву сотворил: «Спаси, господи, люди твоя». На другой же день князь великий повелел всем князьям выехать к Донцу в степь.

В святое воскресенье после заутрени начали в ратные трубы трубить и в органы многие бить, знамена многие распростерты у сада Панфилова. Русские сыны заняли поля Коломенские, так что никому невозможно обозреть их очами от множества их войска. Князь же великий Дмитрий Иванович, выехав с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, увидел множество собранного войска и возрадовался радостью великою. Каждому полку воеводу поставили, к себе же князь великий взял еще белозерских князей. В правую руку назначил князь великий брата своего, князя Владимира Андреевича, и дал в полки к нему князей ярославских. А в левую руку назначил князя Глеба брянского. В передовой полк — Дмитрия Всеволодовича, да брата его Владимира. С коломенскими воеводами — Микула Васильевич, с владимирцами — воевода Тимофей Волуевич, с костромичами — воевода Иван Родионович, с переяславцами — воевода Андрей Серкизович[654]. А у князя Владимира были воеводами Данила Белеутов, Константин Кононов, князь Федор елецкий, да князь Юрий мещерский, князь Андрей муромский.

Князь великий Дмитрий Иванович установил полки свои и назначил воеводу в каждом полку. И повелел через Оку-реку перевозиться, заповедав всем князьям и воеводам: «Если кто из вас пойдет по Рязанской земле с большими силами, пусть и волоса не коснется ни единого у кого-либо в земле Рязанской». А сам князь великий, взяв благословение у архиепископа коломенского, перебрался через Оку-реку со всеми силами.

И как будет князь великий на другой стороне реки, и все князья и воеводы и вся Русская земля и войско вместе с ним, повелел князь великий всем воеводам сосчитать силу его, сколько войска у какого воеводы. Сосчитали Русскую землю. Говорит тогда первый князь — Федор Семенович: «Со мною силы 25 000». Второй воевода — князь Глеб брянский: «Со мною силы 25 000». Третий воевода говорит, князь Дмитрий Всеволожский: «Со мною силы 36 000». Четвертый воевода — князь Михайло Васильевич: «Со мною силы 20 000». Пятый воевода говорит — Тимофей Валуевич: «Со мною силы 15 000». Шестой воевода — Иван Родионович Квашня: «Со мною силы 16 000». Седьмой воевода — переяславский Андрей Серпухович: «Со мною силы 16 000». Восьмой воевода — князь Андрей муромский: «Со мною силы 18 000». Девятый воевода — Данила Белеутов: «Со мною силы 13 000». Десятый воевода — Константин Конанович: «Со мною силы 20 000». Да всей силы с великим князем Дмитрием Ивановичем 400 000 без двух тысяч, ратных людей в доспехах. В тот же день приехали после этого за Оку-реку к великому князю посадники новгородские Великого Новгорода, а с ними силы пришло 30 000, и били челом великому князю Дмитрию Ивановичу. В то время отпустили третью стражу избранных удальцов, чтобы встретились с татарскими сторожевыми в степи: Семена Милюка, да Игнатия Кренева, да Фому Тынину, да Петра Горского, да Карпа Олексина, Петрушу Чуракова и иных многих бывалых людей 90 человек. И сказал князь великий брату своему, князю Владимиру: «Поспешите, братья, противу безбожных татар. Если смерть нам приключится, все равно не испугаемся, не без пользы эта смерть» И пошел путем своим князь великий Дмитрий Иванович, молясь господу богу и призывая на помощь сродников своих, святых страстотерпцев Бориса и Глеба.

Услышал Олег рязанский, что князь великий уже идет со многими силами против безбожных татар и царя Мамая, твердо вооруженный верою и к богу от всей мысли упование имея, начал остерегаться, переходя с места на место с единомысленниками своими, говоря: «Если бы можно нам было послать к многоразумному Ольгерду литовскому с сообщением о таком деле, так стали бы совещаться, но для нас отняты пути. Мы же по-прежнему мыслим, что не подобает русским князьям противостоять с оружием восточному царю. Ныне же что он помышляет, откуда пришел ему замысел и помощь великая, чтобы пришло ему на разум против нас трех вооружиться». И сказали ему бояре его: «А нам, господин, уже пятьдесят дней тому назад рассказали, только мы стыдимся тебе сказать. Говорят, в княжении его есть монах, Сергием зовут. Тот очень прозорлив. Он и вооружил его на царя и из своей обители дал ему двух воинов-монахов, очень сильных».

Услышав это от своих бояр, Олег рязанский начал сердиться на своих бояр: «Почему мне об этом не поведали прежде, чтобы я умолил нечестивого царя и никакого зла не сотворилось бы? Не я один оскудел умом, но и более разумный, чем я, Ольгерд литовский. Но тот ведь почитает закон Петра Гугнивого, католическую веру[655], я же, окаянный, почитал истинного бога. На что и ради чего я польстился? Об этом сказало божественное писание: «Если раб знает закон господина своего, а преступает, за это ему бывает без милости».