руководящей партии, зависит, сколько бедствий падет на пролетариат и сколько на крестьянство… Мы открыто… честно… крестьянам заявляем: для того, чтобы удержать путь к социализму, мы вам… сделаем ряд уступок, но только в таких-то пределах и такой-то мере, и, конечно, сами будем судить — какая это мера и какие пределы» (ПСС. Т. 43. С. 319–320). В связи с этой торпедой в адрес крестьянина хотелось бы спросить «страстного народопоклонника» Ильича (Баранов В. «Литературная газета». 21.04.1988), когда он был честным — в июне 1917 года, когда гарантировал крестьянам неприкосновенность их собственности и полное невмешательство в их жизнь, или сейчас, став властелином бескрайних российских просторов? И можно ли согласиться после этих ленинских антикрестьянских выпадов с Луначарским, утверждавшим, что Ленин в политической борьбе не пускал в ход грязного оружия (Луначарский А. В. Человек нового мира. М., 1980. С. 33)? Обратимся опять к ленинскому наследию: «Пока не исчезло совершенно мелкое хозяйство и мелкое товарное производство, до тех пор буржуазная обстановка, собственнические привычки, мещанские традиции будут портить пролетарскую работу как извне, так и изнутри рабочего движения» (ПСС. Т. 41. С. 103). Не вызывает сомнения, что мелкобуржуазная стихия в двадцатые годы «портила пролетарскую работу»: обескровленное, изголодавшееся крестьянство не хотело пускать в оборот хлеб по искусственно заниженным ценам и покупать промышленные товары по завышенным. Троцкий: «Крестьянин платит за промтовары в три раза больше, чем в 1913 году» (Двенадцатый съезд РКП (б), 17–25 апреля 1923 г. Стенотчет. М., 1968. С. 320).

Оживление хозяйственной деятельности привело к появлению достаточно широкого слоя зажиточных людей в городе и деревне. Нарождалась советская буржуазия, что в дальнейшем могло привести к обострению социальных отношений. В планы партийного руководства это не входило. И начинается постепенное удушение нэпа. В начале 1924 года конфискуется значительная доля частного капитала, частникам запретили продавать продукцию крупной промышленности (ЭКО… С. 87). Изыскиваются различные способы изъятия ценностей у разбогатевших за годы нэпа частников. Был и такой. Где-то году в 1927 или 1928 в Свердловске «домушники» по наущению чекистов ограбили двух богатых частников. Вынесли все драгоценности. Многие другие, видя, что ценности дома хранить небезопасно, понесли их в ломбард. Моя родственница как раз в эти годы работала в этом заведении. Когда богачи перестали нести ценности на хранение, чекисты, выждав некоторое время, изъяли их. Думаю, что такая операция была проведена не только в Свердловске.

Годы нэпа властью были использованы для организационного укрепления на селе, чтобы, выражаясь словами резолюции ХI съезда партии, «более подготовленно перейти опять к наступлению на капитализм» (ВКП(б) в резолюциях… Ч. I. С. 418). Язык резолюций и постановлений партийных конференций и съездов двадцатых годов больше напоминает военные сводки с действующих фронтов, чем мирных заседаний: «…партия не остановится ни перед какими жертвами в целях восстановления тяжелой индустрии, как единственно прочной базы диктатуры пролетариата». Это — из резолюции «О промышленности» на ХII съезде партии, апрель 1924 года (ВКП(б) в резолюциях… Ч. I. С. 476–477). Участь деревни предрешена, она должна послужить почвой, удобрением для взращивания индустрии. Начинается «трудный период борьбы с крестьянством» и его переделки на основе экономических лишений, что полностью соответствует ленинской антикрестьянской программе. На платформе антикрестьянской борьбы враждующие партийные группировки забывают о своих распрях и против «единого врага» мелкой буржуазии — выступают единым фронтом.

Власть центральной партийной бюрократии над крестьянской стихией распространялась одновременно по многим каналам. В деревню направлялись городские коммунисты; как грибы после теплого дождя, всюду росли партячейки, костяк которых составляла сельская беднота, самая обездоленная и обозленная; создавалась и укреплялась милиционная система; организовывался комсомол, ширилось пионерское движение — оплот будущих павликов морозовых; выдвигалась на общедеревенские советские посты сельская беднота. Организационное и экономическое удушение крестьянства осуществлялось, разумеется, под лозунгом укрепления союза рабочих и крестьян, освобождения бедняка и середняка от эксплуатации мироеда-кулака. И если резолюции ХII съезда партии еще вскользь упоминали о создании коллективных хозяйств методом наглядно-показательным (указ. соч., с. 477), то через год, в 1924 году на ХIII съезде партии уже отчетливо сквозит мысль о форсировании данного процесса, которая и закрепляется резолюцией «О кооперации» (указ. соч., с. 585). С 1927 года начинается свертывание частной торговли, на селе появляются «заготовители», крестьяне отказываются продавать хлеб по низким ценам. В ответ правительство в январе 1928 года закрывает сельские рынки и решает в скором времени вернуться к экспроприации зерна (ЭКО… С. 92). А пока вводит сверхналоги на кулаков. В 1925–1926 годах кулаки в среднем платили налогов в 35,3 раза больше бедняков и 4,8 раза больше середняков. В 1926–1927 годах налоги были уже в 113 раз больше, чем у бедняков, и в 5,7 раза больше, чем на середняков. Кулаки уплатили в 1925–1926 годах 139 миллионов рублей, или 16 % налогов, в 1926–1927 годах — 229 миллионов, или 18,7 % налогов (Левин А. Я. Социально-экономические уклады в СССР в период перехода от капитализма к социализму. М.: Экономика, 1967. С. 130). Работа под таким экономическим прессом стала терять смысл, и кулаки постепенно начинают ее сворачивать — одни распродают имущество и уходят в города, другие часть скота продают, зерно закапывают в землю в надежде до лучших времен.

С 1927 года правительство стало распространять принудительные займы, в города стал возвращаться дефицит продуктов. Современник той эпохи москвич Шитц вспоминает: господствует подавленное настроение, всеобщая бедность, дряхлая одежонка, массовое полуголодное существование, низкая зарплата, высокие цены, низкая культура, пессимизм, тяжелый быт что рабочих, что интеллигенции, общая неприязнь к власти — и произвол власти: аресты за ее критику — жизнь без просвета. Травля духовных лиц, случайно уцелевших дворян, снос памятников, особенно храмов, организация судебных процессов по абсурдным мотивам. За инициаторов займов стали выдавать рабочих (Шитц И. И. Дневник «Великого перелома» (март 1928 — август 1931). Paris: YMCA — PRESS, 1991. С. 10, 31, 306, 307, 308, 311)!

С осени 1928 года вводятся карточки на хлеб (Канун… С. 76). Искусственным дефицитом продуктов в городах правительство в канун коллективизации сознательно провоцирует среди горожан антикрестьянские настроения, создает у них образ кулака как врага народа, пытающегося костлявой рукой голода сорвать великие предначертания партии. К 1929 году партия организационно укрепилась в деревне, оставалось нанести последний удар по «корниловым», не желающим играть по правилам Кремля. И в начале 1929 года он был нанесен.

Часть III. Была ли альтернатива форсированной индустриализации СССР

Существует распространенное мнение, что форсированная индустриализация СССР конца двадцатых — тридцатых годов прошлого века была жизненной необходимостью, без которой пролетарское государство не