горы, гигантским удавом извиваясь между камнями, то мелкий, с журчаньем ласкающий белую гальку, а то кружащийся над омутами вихрь, яростно клокочущий на камнях, низвергающийся водопадами, весь в пене, злобный, как ядовитая змея. Самым опасным было место, где ручей пробивался между двух скал — Косуль, — отвесно вздымающихся над берегами, густо поросшими лианами. Именно это опасное место группа выбрала для переправы. После каждого перехода через реку мелкими острыми камнями и колючками была в клочья изодрана одежда, в кровь исцарапаны руки и ноги.

Но не потому прозвали ручей Кровавым. У этого названия была другая, трагическая история. Весь сухой сезон шестьдесят второго года группа Лунга переплавлялась здесь через верхний приток Авынга. За все время они никого не встретили в этом глухом, заброшенном месте. Лунг как будто даже гордился тем, что они первые хозяева Косуль с тех самых пор, как на земле появились люди.

Однажды в начале сезона дождей погода неожиданно резко переменилась. Двое связистов простудились и заболели и в бреду лежали в бамбуковой хижине, только Лунг еще держался, хотя часто и его настигали жестокие приступы лихорадки, и тогда его трясло так, что зуб на зуб не попадал.

И вот как-то раз, подойдя к Косулям, Лунг застыл перед неожиданно открывшейся страшной картиной. После дождя, прошедшего ночью, вода поднялась очень высоко и затопила деревья, росшие у воды. Поток нес из леса сухие сучья и опавшие плоды, он шумел и пенился, стремительный и сильный, как необъезженный конь. Нечего было и надеяться на то, что кому-либо удастся переправиться через ручей. Срочные донесения, лекарства и перевязочные материалы, лежавшие в корзине, точно огнем жгли спину Лунга. Вернуться? Нельзя, дело спешное. Ждать здесь? Но вода продолжает подниматься. Очень скоро наступит ночь — пора охоты пантер, леопардов и тигров…

Вдруг рядом послышалось шуршание листьев. Вздрогнув, Лунг схватился было за ружье. Нет, то был не тигр, это оказался старый горец. На нем были только высоко закатанные штаны; кожа старика почернела от загара. Лунг растерялся — прятаться некуда, да и поздно. Старик заговорил первым:

— Хочешь перебраться на ту сторону?

Лунг в замешательстве кивнул. Старик вытянул руку и отрывисто сказал:

— Вон я наладил для тебя переправу…

И действительно, шагах в десяти от того места, где они стояли, над ручьем была протянута толстая веревка из листьев ротанговой пальмы, а выше шла другая веревка, потоньше, очень сильно натянутая, — для того, чтобы держаться за нее. Таков был мостик жителей Чыонгшона, шаткий и узкий, но сейчас ему не было цены. Кто этот старик? Почему он появился именно в эту минуту? Лунгу все было понятно без слов. Конечно же, ни одно движение их группы не могло укрыться от глаз местных горцев, таких зорких, что им достаточно было увидеть только след косули, чтобы сказать, сколько ей лет. Отказываться от помощи соотечественников было глупо, не верить в народ — все равно, что сложить крылья и ждать, что полетишь.

Мальчик лет десяти, в одной только набедренной повязке, коричневый от загара и верткий, как обезьянка, тут же вынырнул откуда-то и подскочил к ним.

— Ай, переведи бойца Революции через ручей! — велел ему старик.

Мальчик улыбнулся Лунгу, плутоватые глаза его сильно косили. Он схватился рукой за верхнюю веревку и, покачиваясь, пошел ловко, как в цирке. Через минуту он уже был над серединой потока и, нагнувшись, смотрел на белую пену под ногами.

— Иди сюда! Я жду! — оглянувшись, позвал он.

Лунг осторожно, шаг за шагом, шел по веревке, раскачивающейся как гамак. Он был уже почти на середине. Ай снова оглянулся улыбаясь и двинулся вперед, проворный, как белка.

Старик не рассчитал, что за плечами Лунга тяжелая, весом не меньше сорока килограммов, корзина. Веревка не могла выдержать слишком большой тяжести и с громким треском оборвалась. Связист и мальчик полетели в стремнину, поток подхватил их и понес, как сухой хворост, вниз, прямо на камни, острые и неровные, как зубы крокодила, торчавшие всего в нескольких десятках метров. Лунг ухватился за корзину, которая всплыла, как поплавок, и изо всех сил старался справиться с напором воды.

Ни секунды не раздумывая, старик прыгнул с высокого берега прямо в поток. Три взмаха руки — и ему удалось схватить Лунга. Теперь они вместе то всплывали на поверхность, то снова погружались и опять показывались из воды. Поток бешено крутил их — так ветер сердито рвет и треплет листву банана. Лунг уже потерял сознание, но старику, который плавал как рыба, удалось избежать каменной крокодильей пасти…

Очнулся Лунг на другом берегу, рядом стояла его вымокшая корзина. Все тело болело и было в крови, от одежды остались одни клочья. Мальчика нигде не было видно. Старик сидел сгорбившись. Рядом горел костер, потрескивали сухие сучья.

— Где мальчик?

Старик не шевелился и не сводил глаз с ручья, лицо его было сумрачно.

— Почему ты не спас мальчика?!

Старик молчал, сдерживая рыдания. Прошла томительная минута, прежде чем он медленно сказал:

— Сначала спасал Революцию…

Много раз потом, переходя через Кровавый ручей, связисты видели переброшенную через него веревку. Иногда они находили там корзину с маниоком или сверток с клейким рисом, укрепленные на ветках. Горцы Чыонгшона тайно следили за связистами и старались помочь Сопротивлению. Старик больше не появлялся. Часто Лунг собирался поискать его, но где его найдешь? Старик был жителем одного из сел у пересечения трех рукавов Авынга, одним из тех, кто когда-то поклялся бить врага, бить до последнего, и вражьей кровью досыта напоить волны Авынга, возвратить реке свой вековой долг.

Каждый раз, проходя мимо, связисты оставляли на берегу несколько камней. Груда камней быстро росла, ее назвали потом могилой мальчика Ая, она стала памятью кровной связи бойцов Сопротивления с людьми гор Чыонгшона.

* * *

Шел тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год. Опять наступила пора цветов железного дерева. Дорога к линии огня теперь была широкой. Она как бы стянула все тропки вокруг и шла на тысячи километров, по ней ночью и днем безостановочно двигались машины. Отряды Армии Освобождения нанесли мощные удары по «воздушной кавалерии»[78] и по подразделениям «больших братьев». Враги терпели поражение за поражением, дорога в тысячу замов[79] внушала им ужас. «Б-52», «Б-57» обрушивали огонь и сталь на горы, леса и реки, без устали кружились вертолеты-разведчики, вертолеты, распыляющие яды. Зажигательные бомбы, мины в форме листьев, цветов и плодов, датчики всех видов.

Старые пункты связи были уже заменены казармами, складами, арсеналами, амбулаториями, была создана целая служба тыла, современная и боеспособная. Трое связистов, которые