– Молилась. – Он покашлял. – Уверен, она очень усердно молилась.

Я снова заставил себя дышать. Учитывая, что у Бьянки не один, а три старших брата, она не начнет так молиться лет до восьмидесяти пяти.

Уж я об этом позабочусь.

Я перевернул блины и посмотрел на часы. Было уже начало девятого, и я знал, что Лиам любит съедать первые два блина из стопки. По его словам, остальные уже не такие пышные и вкусные.

– Может кто-нибудь из вас подняться наверх и позвать Лиама? Завтрак скоро будет готов.

– Не я, – одновременно протараторили Коул и Бьянка.

Да, я должен был это предвидеть.

– Хорошо…

Я не успел договорить, так как услышал, как открывается входная дверь.

Напряжение моментально повисло в воздухе, едва отец появился на кухне. Положив свой портфель на ближайший стул, он оглянулся и улыбнулся.

– Ого, ничего себе. Что все это значит?

Как будто я не готовлю завтрак для его детей почти каждое утро.

– А на что это похоже? – спросил я.

– Ну да, ладно. Пахнет очень вкусно. – Отведя взгляд, он игриво взъерошил волосы Бьянки. – Спасибо тебе, Джейс.

Мне не нужны его благодарности за то, что, по идее, должен делать он.

Мне нужно, чтобы он либо убрался с моего пути, либо, черт возьми, взял себя в руки и стал нормальным отцом.

– Ладно. – Я бросил лопатку на стойку рядом с плитой. – Я пойду разбужу Лиама.

До меня донеслась его жалкая попытка завязать разговор с Бьянкой и Коулом, пока я поднимался по лестнице. Судя по их ответам, они тоже устали от его чуши.

Хорошо. Твою мать, я уже столько лет не выношу его дерьмо.

Я постучал в дверь Лиама сильнее, чем нужно.

– Пора просыпаться. – Когда он не ответил, я попытался снова. – Я знаю, ты злишься на меня, но отложи это на несколько минут, потому что я готовлю твой любимый завтрак.

Ответа так и не было.

Я, конечно, не тупой и прекрасно понимал, что блинами не исправишь всю ситуацию, но он мог хотя бы ответить.

– Да ладно тебе, чувак. – Я постучал сильнее. – Ради всего святого, просто ответь мне.

Накричи на меня. Снова скажи, что я худший брат в мире.

Хоть что-нибудь.

По-прежнему никакого ответа.

Я проверил ванную. Пусто.

Неприятное чувство стало зарождаться у меня внутри, и я снова постучал в его дверь.

– Лиам.

На этот раз, когда он не ответил, я решил зайти.

У меня пробежали мурашки по спине, когда я увидел его пустую, застеленную кровать. Должно быть, он проснулся раньше меня. Дерьмо.

Мой мозг пытался продумать все места, куда он мог убежать, и тут мой взгляд упал на дверь его гардероба.

Еще секунда, и я заметил.

Веревка.

Мои глаза отследили путь веревки от ручки до того места, где она была втиснута между верхней частью рамы и дверью.

Зачем Лиаму веревка?..

И тут меня как обухом по голове ударили, ноги подкосились.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Непонятный звук вырвался из моего горла, пока я бежал через комнату к гардеробу.

– Папа! – закричал я, мой голос дрожал и прерывался. – Папа, ты мне нужен! Тут что-то с Лиамом!

Боже, пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь.

Скажи мне, что он не сделал того, о чем я думаю.

Скажи мне, что мой младший брат…

Мои худшие опасения подтвердились, когда я вошел в гардероб, и все, что осталось от моего сердца после смерти матери…

Разлетелось на тысячу крошечных кусочков.

Моя мать ошибалась.

Некоторые вещи невозможно исправить.

Новый день не всегда приносит новые шансы.

Иногда он просто приносит боль и еще больше горя. Лиам был мертв уже несколько часов, когда я его нашел, и мне не нужны были врачи, чтобы подтвердить это.

Его губы посинели. Его кожа была синей. Кончики пальцев, впившиеся в веревку, были синими.

Даже корзина, на которой он стоял, была синей.

Все было синим.

Ирония в том, что оттенок, символизирующий лучшие вещи в мире – небо, океан, цвет глаз Дилан, – также символизировал и худшее.

Любимый мною когда-то цвет… теперь вызывал у меня тошноту.

Еще более тошно было от того факта, что мы с моими братом и сестрой были внизу, разговаривали и вели себя так, будто все было хорошо… в то время как наш брат висел на веревке.

Совсем один в гардеробе. Не нужный никому, как уродливый рождественский свитер.

У меня внутри все свело, я засунул подушку в рот и закричал так громко, что у меня заложило уши.

Это все моя вина.

Я убил его.

Я любил его.

Я убил его из-за любви к ней.

Снова крик, на этот раз громче, но мои крики о помощи, так же, как и крики Лиама, были тихими, безмолвными. Жестокая правда последних сорока восьми часов проникла внутрь меня, как ядовитый токсин, заражая мою реальность.

Его больше нет, он никогда не вернется.

Он не дал мне шанса все исправить.

Он не дал мне шанса извиниться.

Он не дал мне шанса доказать, что я могу быть хорошим братом.

Он не дал мне шанса сказать ему, что я готов сделать для него все что угодно.

Даже отказаться от нее.

Сжав кулаки, я ударил себя по голове.

Я его старший брат, он должен был прийти ко мне. Я обязан был помочь ему найти другое решение проблемы, не такое. Но вместо этого причинил ему такую боль, которая оборвала его жизнь.

Я снова ударил себя кулаком по голове. Так сильно, что закружилась голова.

Если бы я не выгнал его из своей комнаты.

Если бы я зашел проведать его перед сном.

Если бы я не влюбился в девушку, которой он подарил свое сердце.

Если бы. Мне следовало. Я мог.

Так много отговорок.

Но ни одна из них, черт возьми, не вернет Лиама обратно. Ничто не вернет его обратно. Смерть – это постоянный шрам, с которым люди вынуждены жить.

А самоубийство – это бремя, которое ты будешь нести вечно.

Раздался звонок, и я стащил телефон с кровати.

Дилан.

Как всегда, звонит Дилан.