Мои пальцы сжались в кулаки.

– Коул.

Несмотря на мой тон и слезы Лиама, он продолжил:

– Тебя никто не любит, Лиам. Даже твоя собственная семья. – Его лицо исказилось от отвращения. – Ты позорище. Всегда привлекаешь чужое внимание этими слезами и чертовым заиканием…

– Хватит! – крикнул я, замахиваясь кулаком. – Еще хоть одно слово, и, клянусь Богом, я выбью из тебя все дерьмо.

– Плевать. К черту все это. – Коул посмотрел на Лиама. – Пошел ты. – Он показал нам обоим средний палец. – Разбирайтесь со своими проблемами сами, придурки. С меня хватит.

Он собрался уходить, но остановился, когда дошел до дверного проема.

– Лучше бы вместо мамы умер кто-то из вас. Возможно, тогда эта семья была бы семьей, а не ходячей катастрофой.

С этими словами Коул ушел, хлопнув дверью.

Что ж, теперь меня ненавидят оба брата и сестра. Больше никого не осталось. Потрясающе.

Расчистив место, я сел на свою кровать.

– Мне очень жаль, Лиам. Я знаю, ты злишься. У тебя есть на это полное право. Но я не хотел причинить тебе боль. Дилан и я…

– Нет, ты х-х-хотел. Ин-н-наче не п-п-поступил бы так. – Слезы застилали его глаза. – Ты з-з-знаешь, как с-с-сильно я л-л-люблю ее. О-о-она б-б-была единственной р-р-радостью в м-м-моей ж-ж-жизни. – Его тело начало сотрясаться от рыданий. – А т-т-теперь ее н-н-нет. Так же к-к-как м-м-мамы.

Я чувствовал себя таким беспомощным. Еле сдерживался, чтобы не закричать. Я не хотел отбивать Дилан или настолько расстраивать брата.

На этот раз я просто хотел быть счастливым… а Дилан как раз и делала меня счастливым. Но, как обычно, у меня не было такой привилегии. Лиам – мой младший брат, и я должен исправить положение между нами.

Этого бы хотела мама.

Проведя рукой по лицу, я произнес:

– Скажи, как мне все исправить. Что нужно сделать, чтобы ты простил меня?

Мама всегда говорила нам, что в жизни нет ничего настолько сломанного, что нельзя было бы починить. При достаточной решимости все можно исправить и восстановить.

Однако безутешное выражение лица Лиама опровергало ее теорию.

– Ты не м-м-можешь ничего ис-с-справить, п-п-придурок. – Гнев исходил от него волнами, и он снова стал крушить мои вещи. – Я н-н-никогда не п-п-прощу т-т-тебя за это. Ты п-п-предатель. Х-х-худший б-б-брат в м-м-мире. П-п-пошел ты.

Черт возьми. Я старался сохранять спокойствие и быть понимающим, но это было уже слишком. Я мог бы вывернуться наизнанку и разгромить все остальное в комнате, однако в данный момент это не имело бы никакого значения. Лиам явно хотел заставить меня страдать.

Почему я должен заботиться о нем, когда уже ясно, что ему наплевать на меня или мое счастье?

Встав, я указал на дверь.

– Убирайся. Я тебе не мальчик для битья.

Он напрягся.

– Нет. – Лиам снес с тумбочки рамку с фотографией меня и нашей матери, разбив ее вдребезги. – Я тебя ненавижу.

Это стало последней каплей. Мое терпение кончилось.

– Хорошо. Ты будешь меня ненавидеть, разобьешь все мои вещи, но Дилан тебя не полюбит. – Бросившись к нему, я выхватил биту у него из рук. – Убирайся на хрен из моей комнаты, плакса.

Его глаза расширились, и Лиам замер, но было уже слишком поздно.

Он перешел черту. Теперь пути назад не было.

Взяв его за руку, я начал тащить его к двери. Когда он стал сопротивляться, я схватил его за волосы и потащил через всю комнату, как животное. Именно так он себя и вел.

– Поздравляю, ты только что потерял единственного друга, который у тебя когда-либо был. – Открыв дверь, я толкнул его за порог. – Хотя нет, ты потерял двух друзей. Потому что, как только она придет, я ей все расскажу.

– Дж-ж-жейс… – начал говорить он, но я толкнул его так сильно, что он упал.

– Закрой свой рот, я устал слушать. – Я ударил кулаком в грудь. – Я не хочу быть несчастным только потому, что ты несчастен. Дилан делает меня счастливым, а я делаю счастливой ее. – Мое горло сжалось от боли. – Ты никогда не сможешь сделать ее счастливой.

С этими словами я захлопнул дверь у него перед носом.

А секундой позже опустился на колени рядом с разбитой фотографией нас с мамой и закрыл голову руками.

Я чертовски хотел, чтобы она была здесь, чтобы помочь мне собрать осколки моей жизни воедино.

Но отчасти я радовался, что ее не было рядом… иначе она бы увидела, каких дел я натворил.

Солнце, проглядывающее сквозь занавески, прожигало мой череп, словно лазер. Кряхтя, я перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой, пытаясь заслониться от света.

События прошлой ночи нахлынули на меня, как цунами.

Дилан.

Лиам.

Комната, разгромленная моим младшим братом, на уборку которой у меня ушло четыре часа и семь мешков для мусора.

Повинуясь импульсу, я потянулся за телефоном на тумбочке. Он был выключен. Повернув голову, посмотрел в окно. Которое я закрыл прошлой ночью. Рука было дернулась позвонить ей и все объяснить.

Нет.

Сначала поговорю с Лиамом и все выясню.

Семья на первом месте.

Неважно, как сильно эти трое меня бесят – господи, а они правда дико бесят, – забота о них стала моей единственной обязанностью с тех пор, как умерла мама, а отец практически перестал участвовать в нашей жизни.

Неважно, как сильно я хотел сдаться, послать все к черту, я не мог.

Я – все, что у них осталось.

Да, мы с Лиамом вчера очень сильно поссорились, но все поправимо.

Мама часто говорила мне, что каждый восход солнца приносит новый день и новый шанс начать все сначала, с чистого листа.

Сбросив одеяло, я надел футболку и спортивные штаны. Сегодня выходной, а это значит, что все, кроме нашего папаши, дома, и они явно проснутся голодными. Сначала я хотел постучать в дверь Лиама, когда проходил мимо его спальни, но потом передумал, ведь знал, что он – как и Бьянка – любит поспать в выходные как можно дольше. А сейчас было всего лишь начало седьмого, поэтому вместо этого я побежал вниз по лестнице.

Когда я вошел на кухню, Коул уже сидел за столом и запихивал хлопья в рот. Неудивительно, так как мы жаворонки в нашей семье. Это одна из единственных нефизических черт, которую мы разделяем с нашим придурковатым отцом.

– Привет.

Коул издал какой-то звук в глубине горла, затем поднес миску ко рту, допивая остатки молока.

– Если ты все еще голоден, я буду готовить завтрак.