Все произошло глупо, просто и очень быстро. Павел приехал на деловую встречу, обнаружил «куклу» и в панике позвонил Михаилу. Через несколько часов тот приехал вместе с женой из столицы. Разбирательство произошло на пустынной дороге, в горах, продавец участка к тому времени давно уехал. Павел был в панике, едва не плакал, клялся, что глаз с денег не сводил. Михаил пришел в ярость. Он обвинил друга в том, что тот ломает комедию, а сам обокрал их. Выхватил оружие, которое всегда возил при себе, и направил на Пашу, требуя отдать деньги. Вместо того чтобы испугаться, тот разозлился и сделал попытку выбить пистолет из рук у Михаила. Они обменялись ударами, и Афина даже не успела заметить, как пистолет оказался у Павла. Раздался выстрел, Михаил упал.

Павел сразу уронил оружие. Он бросился на колени перед другом, расстегнул ему рубашку на груди, пытался зажать рану носовым платком... Стрелять он не хотел, это вышло случайно, пистолет был просто снят с предохранителя. Михаил оставался в сознании, ругался по-русски, потом обратился к жене, требуя немедленно вызвать полицию. Вместо этого та подняла с земли пистолет, отерла его от пыли о свои джинсы и выстрелила мужу в голову. В тот миг, говорила Афина, в ее собственной голове не было ни единой мысли. Она сделала это потому, что ощущала жгучую ненависть к человеку, обманувшему ее любовь и сделавшему из ее жизни кошмар. Вид его крови на миг свел ее с ума, она потеряла над собой контроль и выстрелила в мужа, не думая о последствиях.

Павел совсем оцепенел и смотрел на нее как загипнотизированный. Афина тоже не могла оторвать от него глаз. Так они и смотрели друг на друга, в пыли на дороге лежало мертвое тело, на обочине стояли две машины. В одной (ее одолжил приятелю Михаил) приехал сюда Павел, другая – новенький белый «Фольксваген» – принадлежала Афине. Она ездила на ней только сама, никого не пускала за руль. На белом переднем крыле были видны капли крови и какой-то слизи – труп упал рядом с колесом. Афине долго потом снились эти пятна, она часто спускалась к машине ночью, чтобы протереть крыло, хотя знала, что там давно ничего нет. Но в тот миг она думала не об этих следах, а о вещах более существенных, в частности о том, как убрать тело. По дороге в любой момент мог кто-нибудь проехать, нужно было что-то делать или же положиться на волю судьбы.

Афина не такой человек, чтобы мириться с обстоятельствами. Она наконец взяла себя в руки, и ей показалось, что она придумала гениальный план – как избавиться от ответственности за убийство. Причем Павел ей нравился, и она хотела спасти его тоже.

Спрятать тело – этого мало. Должен был исчезнуть весь человек, от его имени до памяти о нем... Он должен был просто раствориться, пропасть в воздухе, как будто его вовсе никогда не было на Эвии и в Греции. Михаил для этого никак не подходил. У него было здесь имущество, вид на жительство, имелась жена-гречанка, которая волей-неволей должна была забеспокоиться, если бы он пропал, и заявить в полицию. Его бы обязательно пришлось искать, а если бы Афина проявила равнодушие, то попала бы под подозрение. Но если бы исчез Павел, кто заметил бы это? Хозяйка гостиницы, где он остановился? Афина была уверена, что сумеет меня запугать, ведь фокус с деньгами проделали у меня под крышей. Верно говорят, со стороны виднее – она давно подозревала, что мои дети употребляют наркотики, и случаи воровства в отеле, на которые я ей жаловалась, связывала именно с этим. Конечно, Павла стали бы искать родственники, но издалека, из России, им было бы куда труднее это сделать. И потом, они могли предположить, что он просто не дает о себе знать. Таких случаев сотни, тысячи. Афина поняла, что может выпутаться из беды, но для этого ей нужна была помощь Павла.

На нем был синий свитер, она велела его снять. Парень подчинился сразу, испуганно глядя на нее. Наверное, в тот миг ему чудилось, что она и его тоже собирается пристрелить. Афина прострелила свитер слева, где предполагалось сердце, после чего приказала помочь управиться с телом. Они сняли с трупа все, что можно было опознать, от нательного крестика до ремня и обуви, стянули с пальца обручальное кольцо, Афина даже велела Павлу поменяться с трупом джинсами. Это доставило много хлопот, но все-таки они справились. Под конец натянули на труп простреленный свитер, и дыра точно совпала с раной на груди. Тело затащили на заднее сиденье машины Михаила, и Афина приказала парню уехать подальше от места преступления и спрятать труп так, чтобы его если и нашли, то не скоро. Никто, ни в коем случае не должен был увидеть лица трупа, только тогда он по прошествии года-другого мог бы сойти за останки безвестного бродяги. А лучше, говорила она, чтобы его не нашли никогда. Павел понял, что она пытается ему помочь, и слушался, не задавая вопросов. Он смотрел на Афину с собачьей преданностью, а ей это было приятно, она отвыкла от подобного отношения. Она велела ему позвонить, когда тело будет спрятано, обещала забрать Павла к себе домой, а там... Там будет видно. Афина считала, что виноваты в смерти Михаила они оба, скрыть его смерть необходимо обоим, так что теперь они прочно связаны и должны поддерживать друг друга.

Она собиралась сменить место жительства, переехать из столицы в глушь, где никто не видал ее мужа, и выдавать за него Павла. Документы не так важны, если не пересекать границ, а если есть деньги, то можно жить вовсе без документов. Когда все уляжется, можно будет расстаться... Так она говорила тогда, четыре года назад, но я вспомнила глаза этого парня – таким бывает море в самый разгар лета – и не поверила ей. Афина всегда западала на молодых ребят, а этот... Этот был теперь в полной ее власти. Без нее у него не было бы даже имени!

Когда она рассказала мне все это, зазвонил ее мобильный телефон, и это был Павел. Она переговорила, сказала мне, что он где-то рядом и уверяет, что спрятал тело так, что его не найдут уже никогда. Глаза у нее блестели в сумерках, как у дикой кошки, мне было жутко стоять рядом с нею, от нее исходила опасность... Теперь я верила всему, каждому ее слову, такое не выдумаешь! Она повторила, чтобы я не смела заявлять в полицию об исчезновении постояльца, передала привет моим сыновьям... Голос у нее звучал издевательски, и я едва не кинулась на нее с кулаками, но, конечно, это была пустая истерика, от бессилия...

Когда Афина уехала, первым моим движением было позвонить в полицию. Сама она явно не собиралась ни в чем сознаваться, у меня даже сложилось впечатление, что Афина получает некое извращенное удовольствие от этого кошмарного приключения, словно открыла в себе какой-то неведомый талант и теперь проверяет, на что способна в новой роли. Но тут же я поняла, что у меня связаны руки, и как! Дети... Это они косвенно были виноваты в том, что убили человека, нет, даже не они, а тот, кто приучил их к наркотикам. И конечно, я сама, что не уследила за ними, слишком была занята отелем, слишком верила, что мы живем в городе без происшествий и преступников, а ведь в курортную пору тут кого только не бывает...

Я не ложилась в ту ночь, бродила по темной столовой, выходила на балкон, прислушивалась к звукам в спящем городе. Было так тихо, что я слышала чьи-то шаги за три улицы... Все сидели перед телевизорами – в тот вечер шел какой-то футбол, людей на улицах совсем не было. Я смотрела на голубой неоновый крест над церковью, где в ту ночь стоял гроб с телом свекра Ольги Алониси, пыталась молиться... И теряла слова, и уже не понимала, о чем молю Бога. О том, чтобы этот вечер каким-то образом исчез из моей жизни? Чтобы мои мальчики, которые спали мертвым наркотическим сном в своей комнате наверху, снова оказались просто уставшими за день от беготни по горам ребятами? Чтобы деньги, которые я нашла у них, превратились в резаную бумагу, а у Павла в нужный момент в руках оказались настоящие купюры? Чтобы все мы любили друг друга и не мучили, вот, наверное, чего я хотела...