Я знаю, что мне делать теперь, прошу только об одном – не мешайте. Я все сделаю так, что вы останетесь довольны. Ирина выйдет на свободу сегодня же. Я не просто вернусь в участок и возьму обратно свои показания, я укажу им убийцу, и они его арестуют. Думаю, Ирина сможет сразу же лететь в Москву вместе с сыном. Счастливая! Какая счастливая!

Поверьте, даже если бы вы не столкнулись с Афиной во дворе участка, я все равно отменила бы свои показания. Вам осталось сделать только несколько шагов, чтобы настичь убийцу и восстановить справедливость, но разрешите, я сделаю их за вас. Вы все поняли, мне стало ясно с первого же взгляда на вас во дворе, что вы все поняли. Когда вы подошли ко мне, такая прямая, серьезная, и сказали, что есть разговор, я не стала искать повода, чтобы сбежать. Мне даже стало легче, когда я поняла, что правда выйдет на свет. Не могу жить во лжи.

Нет, я не знаю, зачем вернулся Нино, и понятия не имею, зачем Афину занесло к участку, она-то должна была держаться подальше от места, которое можете посетить вы. Вы говорите, она что-то ему сунула? Наверняка деньги. Это просто смешно, как такая умная баба может сделать глупость, доверившись двум наркоманам! Они будут тянуть с нее деньги всякий раз, как вспомнят ее имя. Думаю, Нино вернулся в Грецию, чтобы шантажировать ее, а место встречи назначил в полиции, чтобы нагнать страху. Когда я поняла, что натворили сыновья, знаете, что они мне сказали в утешение? «Не бойся, мам, мы никогда не сядем, она ведь знает, что мы утащим ее за собой, а ей в тюрьму неохота». Они не договорили, но я поняла, что они решили тянуть из нее деньги. Плати, или заложим! Так же она брала меня за горло этим утром – давай показания, или посажу твоих парней... Ну что ж, я ее условия выполнила и теперь могу делать, что хочу... Тем более, думаю, она блефовала, когда говорила, что пойдет с повинной. Мои сыновья правы – в тюрьму ей неохота, она слишком избалована. Тамошняя жизнь будет ей не по зубам. Но кто-то ведь должен ответить за все, что произошло в Мармари этой осенью?

Слышите, как ветер шумит за окнами? К вечеру он пригонит с севера такие тучи, что фонари зажгутся на два часа раньше. Здесь так тепло, уютно, кофе дымится в чашках, кошка трется о ножки стульев, откуда-то пахнет теплым хлебом. А за окном уже наступила осень, первый ее признак – это когда хочется остаться в тепле и не высовываться на улицу. Посидите здесь еще, выпейте шоколаду, а мне пора идти.

Как – куда? Вы всерьез спрашиваете, Таня? Знаете, что оказалось самым трудным для меня? Перестать обвинять во всем Афину, перестать называть своих детей чудовищами и увидеть наконец, кто настоящий виновник всего, что случилось. Когда виновен ты сам, понять это всегда очень трудно.

Я приду и скажу, что все это сделала я. Убила Ольгу, и не было никакой женщины, убегавшей от меня по темному переулку. Пыталась убить вас на пароме и в Стире. Подбросила Ирине вещи Павла и Ольги, спрятала труп Павла в гробу в тот вечер, когда играли «Олимпиакос» с «Панатикосом» и мужчины, которые должны были сидеть у гроба в церкви, сбежали смотреть матч. Пусть спрашивают, почему я все это сделала, буду молчать, имею право. И мне будет легко, очень легко, потому что на самом деле во всем виновата я одна. Это я воспитала своих детей так, что они оказались способными сперва на кражу, а потом на убийство. Может быть, теперь они хоть что-то поймут... Наверное, это лучшее, что я могу сделать для них.

Не отговаривайте меня, ни в коем случае не пытайтесь мстить Афине и лучше всего – улетайте в Москву как можно скорее. Третий билет можно забронировать прямо отсюда, по телефону. Дайте слово, что никому ничего не расскажете, и еще, напоследок, примите совет... Скажите матери Павла, что он умер. Поверьте, ей сразу станет легче. Намного легче оплакивать умершего любимого сына, чем плакать из-за живого негодяя.

* * *

Красный «Пежо» подъехал к зданию международного аэропорта, когда еще толком не рассвело. Далеко на затянутом сизыми тучами горизонте едва обозначилась бледная рыжеватая полоса зари, и казалось, она содрогается от резкого холодного ветра. Машина остановилась, и Таня вышла первой, радуясь, что тягостная поездка наконец окончилась. «Скандалы вообще вещь малоприятная, а уж чужие!» Она наглухо застегнула куртку, взглянула на освещенную изнутри машину и тут же отвела взгляд. Рыжеволосая женщина сидела за рулем, положив на него руки в блестящих кожаных перчатках, с таким видом, словно больше всего жаждала нажать на газ, повернуть руль и уехать, а не делала этого лишь потому, что рядом с ней все еще находился пассажир. Андрей что-то говорил, не глядя на мать, поднятые стекла не позволяли расслышать слов, но Таня и так знала, о чем идет речь. Она отошла на несколько шагов и повернулась к «Пежо» спиной, рассматривая сквозь стеклянные стены зал аэропорта.

«Приехали на час раньше, чем нужно, она так торопилась в аэропорт, словно не могла дышать рядом с нами, ходить по одной земле. Искала сына через русских туристов? Ирина?! Это трогательная история для того, чтобы внушить Эви жалость, я уверена, больше ни для чего. Ничего она не искала, кроме завещания в свою пользу, и я уверена, сейчас снова объясняет сыну, что не может уехать из Греции, пока не найдет его. Ей кажется, что оно обязательно обнаружится, и тогда она должна быть рядом, чтобы ее снова не ограбили. Вот кто был бы счастлив, если бы Афина оказалась за решеткой! Но я дала слово. Сядет Афина – сядут дети Матильды. Нельзя же допустить, чтобы она пожертвовала собой зря!»

– Идем. – Андрей хлопнул дверцей машины и, подхватив девушку под руку, так быстро потащил ее к дверям аэропорта, что та споткнулась на пороге. – Перехватим чего-нибудь в буфете.

– Я ногу из-за тебя подвернула! – вырвалась она уже в зале и невольно оглянулась. Красный «Пежо» поспешно отъезжал от бровки тротуара, изрисованного разметкой. Взвизгнул клаксон, машина с трудом разминулась с маршрутным такси и на большой скорости умчалась прочь. – Куда ты меня тащишь? До регистрации чуть не час!

– Ну и отлично! – бросил парень, раздраженно взглянув на часы. – Хватит времени, чтобы придумать легенду для бабули. Можешь помогать. Почему она с нами не поехала?

– Ухаживает за могилкой мужа, – не подумав, брякнула Таня но, увидев расширенные от изумления глаза Андрея, виновато улыбнулась: – Прости, я не хотела этим шутить, так сказалось.

– Ухаживает за могилой... – задумчиво протянул тот, словно пробуя слова на вкус. – Знаешь, это может сработать. Бабуля очень уважает такие вещи. Хорошо, что хоть с письмами врать не придется. Скажу, что их воровала из ящика соседка-вредительница. Главное, могу с чистой совестью сообщить, что она здорова и отлично проживет без нас.

Андрей нервно хохотнул, и девушка внимательно на него взглянула. Под ее взглядом он сразу посерьезнел и добавил уже без улыбки:

– На самом деле, теперь мне будет куда легче. По крайней мере, точно знаю, что я ей не нужен. Все же не зря съездил и две пули схлопотал!

И так как Таня промолчала, боясь затрагивать скользкую тему, осторожно добавил:

– Ты уверена, что ничего не хочешь мне рассказать? Кто подставил мать? Кому я обязан этим путешествием?