И с искаженным от негодования лицом выпалила последнее обвинение:

– Я же только что ее видела, а она – ни слова! Мне-то она могла бы все сказать!

– Господи. – Таня почувствовала, что у нее леденеет спина – так беспощадно прозвучали эти простые и вместе с тем такие тяжелые обвинения. – Что теперь будет с Ириной?

– Ее увезут в Афины, и, конечно, никаких свиданий... – Эви безнадежно махнула рукой и вдруг разрыдалась – громко, в голос, так что даже оцепеневший Андрей содрогнулся.

– Значит, это все-таки была она, – проговорил он сиплым, чужим голосом. – Так я и знал.

– Что – знал?! – От возмущения девушка сама чуть не потеряла голос. – Как ты можешь что-то знать?! Матильда ошиблась!

– Ты сама говорила, что она баба правильная и не станет никого зря оговаривать. И так долго думала... Значит, конец! – Он расправил ссутуленные плечи и решительно обратился к Эви: – Спасибо за все, а теперь мы уезжаем. Пойдемте отсюда.

– Ты бредишь! – вцепилась в него Таня. – Как раз теперь твоей матери и нужна помощь! Куда уезжаем?! Погоди, мы добьемся свидания! Ты что, собираешься ее бросить?!

– Она тоже меня бросила и ничего, прекрасно жила, пока был жив богатый муж! – Андрей говорил резко, но ненависть, звучавшая в его голосе, показалась Тане какой-то деланной. Эви, удивленная его внезапным выступлением, вытерла слезы бумажной салфеткой и с тревогой ждала продолжения. – Восемь лет – ни звука, я голос ее забыл, а теперь ей нужна помощь?!

– Она тебя не в тюрьме бросила! – в отчаянии возразила Таня.

– За восемь лет я сто раз мог сесть! – парировал Андрей. – Знаешь, в какие истории попадал? И все ей назло, все из-за нее! Как вспомню мать, сразу хочется отколоть чего-нибудь! Сколько бабуле крови испортил, сколько проблем себе нажил, а ты говоришь о ней так, будто я ей что-то должен! Что я могу сделать?! Матильде в ноги кинуться, взятку дать, чтобы показания переменила?! Тюрьму штурмовать?!

– Я знаю одно, твоя мать не могла задушить Ольгу! – Таня чувствовала растущее сопротивление и уже теряла надежду вдохновить Андрея на дальнейшую борьбу. – Та женщина была совсем не такая уж хрупкая, да и просто – чтобы убить человека, нужна веская причина, а я ручаюсь, что у твоей матери ее не было! Уж если бы она кого и задушила, то эту Афину, из-за которой потеряла наследство! При чем здесь Ольга?!

– А это пусть полиция выясняет, – безжалостно бросил парень и двинулся к выходу. Эви сделала страшные глаза и вопросительно подняла брови. Таня только качнула головой, показывая, что ничего объяснить не может.

«Хотя чего я от него хочу?» Сквозь стеклянные двери она видела Андрея. Тот стоял спиной к участку и, опустив голову, пинал пустой пластиковый стаканчик, который вновь и вновь подкатывался к нему, гонимый резким ветром. Небо, такое ясное с утра, внезапно заволокло тучами, словно осень, до сих пор стыдливо таившаяся где-то за углом, вдруг решила напомнить о своих правах. «Андрей забыл ее за восемь-то лет, мать для него – пустой звук... Как и он для нее, раз она даже не пыталась сама его найти... Кто была та женщина в кафе? Вот что нужно узнать, вот кто может что-то прояснить! Но ее как будто никто не знает! Какая-то тайная подруга, о которой даже Эви не слышала! Не могла же Ирина ТАК измениться! Если бы я хоть издали ее увидела...»

Осененная внезапной идеей, она повернулась к Эви, изучавшей свое припухшее от слез лицо в зеркальце пудреницы:

– Скажите, а могу я где-нибудь увидеть последние фотографии Ирины?

– Легко, – ответила та и, не дав Тане опомниться, сунула ей под нос свой мобильный телефон: – Вот мой фотоальбом, смотрите... Это дети, это муж, это мои собаки, это подруги... А вот Ирина! Я ее сняла полгода назад просто так, потому что она была хорошо освещена. Для мобильного телефона неплохо получилось!

– Замечательно, – проговорила Таня, вглядываясь в миниатюрный портрет, но, поскольку от волнения она произнесла это по-русски, Эви ничего не поняла и замолчала.

Голубоглазая холодная красавица, чью фотографию с материнской гордостью демонстрировала ей Татьяна Петровна, и в самом деле сильно изменилась. Прежде всего, она сменила цвет волос, и гладкие черные локоны, свободно падавшие на плечи, превратились в медно-рыжие крупные волны. Открытый лоб неожиданно оказался очень низким и сделал это правильное лицо вульгарным. В его очертаниях обнаружилось нечто хищное, недоброе и первобытно-жестокое. Губы были накрашены так, что казались пышнее и полностью изменили свои прежние очертания, а сощуренные глаза ушли в тень, потерявшись в разводах грима. И все-таки Таня безошибочно узнала женщину из семейного альбома. Подняв глаза, она взглянула на улицу сквозь дверное стекло. Андрей все еще катал подошвой ботинка пластиковый стаканчик, но вдруг, словно очнувшись от гипнотического сна, с внезапным остервенением растоптал его и обернулся.

– Пойдемте отсюда, – двинулась к выходу девушка. – Тут уже ничего не сделаешь.

Эви издала возмущенный возглас. Она считала, что сдаваться без боя просто преступно – ведь, может быть, это единственный шанс увидеть Ирину до суда. О том, что суд будет, она говорила уже как о деле решенном. Добиться свидания матери и сына – это было все, на что теперь надеялась Эви.

– Подождите немного, я попробую прорваться к начальству! – убеждала она Таню. – Идите к парню, успокойте его, главное – не дайте уйти! Они должны увидеться! Есть еще надежда уговорить Матильду!

Таня молча вышла и остановилась рядом с Андреем. Резкий холодный ветер, ударивший в лицо, на мгновение лишил ее дара речи, да она и не смогла бы сейчас ничего сказать. Не оборачиваясь, Андрей протянул руку, и девушка молча взяла ее.

– Знаешь, я сейчас совсем не о матери думаю, – неожиданно сказал он, по-прежнему не глядя на Таню. – Я все пытаюсь понять, кто пытался тебя убить. Может, твой бывший?

– Бывший пытался меня предупредить. – Она высвободила пальцы. От упоминания о Паше ее передернуло. – И если бы я его послушала, мы бы так не подставились! Ты сам виноват – не принял угрозы всерьез, да еще меня переубедил!

– И что теперь будем делать? – Андрей словно не слышал упрека и, несмотря на то что задавал вопросы, говорил словно сам с собой. – Уедем в Афины, погуляем до следующего рейса на Москву? Когда он, завтра?

– Получается, мы с тобой оба ничего не добились! – грустно усмехнулась она и, сощурившись от ветра, взглянула на Андрея. – Сможешь с этим жить?

– Научусь, – жестко ответил тот. – Мне не впервой. Да ведь и дело еще не кончено.

– Да, ты можешь на что-то надеяться! – согласилась она. – А мне как быть? Пашка жив, вроде бы радость, особенно для его родных... А как о ней рассказать – ума не приложу! Вот и думаю, может, вернуться на Эвию, съездить в Каристос, порадовать тамошних полицейских?

– А они обрадуются? – усомнился Андрей. – Сам-то Паша ничего тебе на этот счет не говорил? Почему он с ними в прятки играет?

– Видимо, я недостойна, так что он меня в эту тайну не посвятил! Велел убираться домой в Москву и лишних вопросов не задавать! – Таня с досадой отмахнулась и, обернувшись, взглянула на дверь участка. – Эви, кажется, пробилась к начальству! Смотри, в приемной ее нет! Может, у нее получится...