— Ты расшевелил осиное гнездо, Фергюс, — произнес Акеми с улыбкой, склоняясь над эльфом, чтобы обнять его. — Пуно полон рарогов. И двое из них утром подъехали на машине к аэропорту, встали напротив входа и не спускали с него глаз. Я так полагаю, высматривали тебя, мой друг.

— Поскольку ты рассказываешь об этом в прошедшем времени, то с моей стороны будет логичным спросить, что с ними произошло, — скупо улыбнулся Фергюс в ответ.

Когда Акеми рассмеялся, по аэропорту словно пронесся порыв теплого ветра.

— Ты всегда зришь в самый корень, Фергюс, — сказал аяуаска. — От тебя ничего не скроешь. В настоящий момент рароги находятся все в том же автомобиле, только уже не в салоне, а в багажнике. Думаю, что им очень тесно, неуютно и даже страшно. Но что из того? В отличие от тебя, я никогда не приглашал их быть моими гостями. Они явились в мой дом не званными. Так что пусть не обижаются на неприветливость хозяина.

— Мне нужно кое о чем спросить рарогов, Акеми, — сказал Фергюс. — До того, как ты отправишь их искупаться в озере Титикака.

— Хорошая идея, — сказал Акеми. — Это я об озере Титикака. Но расспросить их ты тоже можешь. Если они способны будут ответить. Уж очень мои аяуаска не любят рарогов из-за их кровожадности, а еще более — алчности. Рароги только тогда поймут, что деньги нельзя есть, когда будет срублено последнее дерево, отравлена последняя река, поймана последняя птица.

— И не только они, к сожалению, — заметил Фергюс. — Но, как говорит твой народ, нельзя разбудить того, кто притворяется, что спит.

— Даже твое молчание может быть частью молитвы, Фергюс, — с восхищением произнес Акеми. — Но только не для тех, кто молится один день, а потом грешит шесть.

Разговаривая, они подошли к старенькому автомобилю, рядом с которым стояла высокая гибкая девушка с густой копной волос, выкрашенных в вызывающий ярко-зеленый цвет. Иногда она стучала кулачком по багажнику машины и с нескрываемым удовольствием прислушивалась к доносившимся изнутри невнятным звукам. Она скучала, и это развлекало ее. Увидев Акеми и Фергюса, девушка улыбнулась с самым невинным видом.

— Это Харуми, Весенняя красота, — представил ее эльфу Акеми. — Она одна справилась с рарогами. А когда до этого ей предложили помощь, очень обиделась. Назвала это дискриминацией по половому признаку.

Харуми смутилась под восхищенным взглядом Акеми. Но это не помешало ей гордо заявить:

— Аяуаска говорят: пусть мой враг будет силен и страшен. Если я поборю его, я не буду чувствовать стыда.

— Покажи нам свою добычу, Харуми, — скрыв улыбку, распорядился Акеми.

Девушка открыла багажник, и они увидели двух связанных длинными крепкими лианами рарогов, которые смотрели на них умоляющими глазами. Рты у них были забиты кляпами из обрывков тех же лиан.

— Освободи им рты, Харуми, — сказал Акеми.

— Зачем? — удивилась девушка. — И без того в этом мире слишком много говорят те, у кого вообще нет права говорить. Рароги из их числа.

— Прошу тебя, Харуми, — произнес Фергюс. — Я должен кое-что узнать от них о Джеррике.

Девушка вынула кляпы, не забыв предупредить рарогов:

— Одно лишнее слово или даже звук — и я лично утоплю вас на дне озера Титикака, любители женских прелестей. С превеликим удовольствием. Не нужно много слов, чтобы сказать правду. Но тот из вас, кто будет отвечать охотнее, останется жив. Вы меня поняли?

Рароги часто закивали, глядя на девушку с нескрываемым ужасом. Но не проронили ни звука, видимо, не сомневаясь, что она способна выполнить свое обещание.

— Вас направил Джеррик? — спросил Фергюс.

— Да, — разом ответили оба рарога.

— Пусть отвечает один из вас, — потребовал Фергюс. — Где он?

— В Пуно, — ответил тот, что лежал сверху. Перед этим он ударил головой своего напарника, чтобы тот молчал. От удара кровь потекла из его рассеченной брови, заливая лицо. Но зато потерявший сознание второй рарог уже не вмешивался в разговор, значительно повысив его шансы на жизнь, обещанную одному из них Харуми.

— Кто остался с ним?

— Филипп Леруа и трое рарогов из его личной охраны. А еще люди. Юноша и девушка. Джеррик сказал, что это заложники.

— Где они?

— В доме на окраине Пуно. Рядом с оврагом. Там жила какая-то семья, но мы ее вырезали ночью. Джеррику понравился этот дом. Он стоит в отдалении от остальных, вокруг всегда безлюдно. Очень удобно, когда есть заложники…

— Много слов, — угрожающе проронила Харуми, с отвращением глядя на рарога. И тот испуганно замолчал.

— Ты сможешь показать этот дом?

— Да, — ответил рарог. И жалобно взмолился: — Я сделаю все, что ты скажешь, повелитель Фергюс! Только не отдавай меня на растерзание этой аяуаска!

— Даже маленькая мышь имеет право на ярость, — вмешалась в разговор девушка. — Ты сам виноват, рарог! Зачем ты со своим приятелем набросился на меня, когда я села в вашу машину? Я хотела узнать, зачем вы следите за аэропортом, и все. А вы попытались меня изнасиловать. А если бы это была не я, а какая-нибудь другая беззащитная девушка?

— Ты имеешь право на ярость, Харуми, — успокоил ее Фергюс. — Но сначала пусть он покажет мне дом, в котором прячется Джеррик.

Он повернулся к Акеми.

— Ты сможешь помочь мне? Рарогов оказалось больше, чем я предполагал.

Аяуаска с обидой ответил:

— Ты мог бы и не спрашивать меня об этом, Фергюс! Твой враг — мой враг. Даже если бы это был не Джеррик.

— Тогда в путь, — кивнул Фергюс. Он с улыбкой взглянул на Харуми. — Слишком много слов было сказано, слишком много времени потеряно.

— Я тоже так считаю, — заявила девушка, опуская крышку багажника. — Но я не жалею. У меня было только два рарога, теперь их будет пять или шесть. Ох и славно я развлекусь сегодня!

Спустя несколько минут над аэропортом взлетела стая больших птиц, своим красно-сине-зеленым оперением напоминающих птицу кецаль, которую древние майя и ацтеки считали священной. Поднявшись высоко в небо, она направилась в сторону города Пуно, сопровождая отъехавшую от аэропорта кавалькаду автомобилей. Птицы были почетным караулом правителя здешних мест, которым справедливо считал себя аяуаска.

В сентябре в Перу приходит весна, солнечная и мягкая на равнине и дождливая в горах. Буйно цветущая дикая природа этой местности поразительно отличалась от того скупого на краски цивилизованного ландшафта, к которому Фергюс привык. И в любое другое время он восхитился бы видами, которые открывались ему из окна автомобиля. Но за то время, которое продлилась поездка, он ни разу не открыл глаза. Он не спал, а