Но Христофор Мао и не пытался по этим деталям понять мир. Разобраться в чувствах, мыслях, и истинных пружинах действий окружающих его людей, понять, что именно двигало семнадцатилетним чеченцем, который жил себе в Бельгии в благополучной семье, и три года ныл и просился у родных повидать старых друзей, а приехав, взял автомат и убежал в горы.

Все эти детали, – Бельгия, Катар, эмир, – складывались в голове Христофора Мао в фантастический мир, населенный заграничными шпионами, эмиссарами «Аль-Каиды», работающими рука об руку со своими заокеанскими хозяевами, и кровожадными террористами, убивающими людей исключительно за деньги. Никаких других мотивов для убийства Христофор Мао не допускал, что, конечно, немного говорило о мире, но много говорило о самом Христофоре Анатольевиче.

Этот человек, казалось, не мог допустить, что люди женятся, потому что любят, дружат, потому что дружат, и занимаются бизнесом, потому что от этого получаешь прибыль. Во всем он видел второе дно: люди женились, потому что искали подходы и концы, дружили, потому что искали выгоды, а вот бизнесом занимались, наоборот, не ради прибыли, а питая темные замыслы по расчленению России.

Не то чтобы Джамал Кемиров был менее жесток, чем Мао: возможно, даже более. Джамал, ни секунды ни колеблясь, застрелил бы Алихана на глазах его беременной сестры, если бы выяснилось, что Алихан участвовал в рейдах боевиков. Но когда он узнал правду, он оставил Алихана в покое. А вот Мао… холодный пот полз у Кирилла по спине, когда он думал, что будет, если Мао узнает о похождениях Алихана.

Это Джамалу были нужны факты. А Христофору Мао был нужен крючок. Это Джамал был готов убивать за правду. А Христофор был готов убивать за ложь.

– За неделю федеральные силы добились больших успехов, чем так называемая местная милиция, являющаяся, по сути, прибежищем для боевиков, – продолжал Христофор Мао.

У Джамалудина зазвонил телефон, он поднялся и вышел.

«Я убью тебя, – вдруг понял Кирилл, – я убью тебя, Христофор. Я убью тебя сам, как кровник кровника. А может, найму киллера. Знаешь, в чем прелесть системы, которую ты создаешь? В полной безнаказанности. Безнаказанности любого, кто решится нажать на курок».

В это время зазвонил телефон у Хагена. Еще через минуту вышли замы Хагена, потом пулей вылетел и.о. начальника ОМОНа, потом Гаджимурад Чарахов.

– Мы должны дать отпор террористам и проходимцам всех мастей, которые поджигают нашу мирную республику. Мы должны быть беспощадны.

Глава Ахмадкалинской администрации сгреб бывшие при нем телефоны и заторопился к дверям. Кирилл выскочил вслед за ним.

Коридор Дома на Холме был пуст.

Кирилл бросился по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, вылетел из дверей, – и там, на широком мраморном крыльце, у белой лестницы, спускающейся к огромной площади, посереди которой был вверх пенные струи фонтана, а по бокам – на торцах драмтеатра и здания УФСБ – вставали огромные портреты братьев Кемировых, Кирилл увидел хозяина республики.

Джамалудин стоял на ступенях, с сотовым, и лицо его было серым, как кусок необожженной глины. В последний раз Кирилл видел у Джамалудина такое лицо в день похорон Заура.

Кирилл бросился вниз, расталкивая вооруженных людей. Джамалудин повернул к нему пустые, как у мертвеца, глаза и сказал:

– Ташова расстреляли.

– Кто? Где?

– Булавди, – сказал Джамалудин, – это сделал Булавди.

К фонтану с ревом вынесло черную кавалькаду. Кирилл сделал шаг на подгибающихся ногах и сказал:

– Я с тобой.

Джамалудин обернулся, и в следующую секунду молниеносным, отточенным движением ударил Кирилла чуть ниже солнечного сплетения. Русского отбросило назад.

– Ты и твой…

Джамалудин не договорил, стремительно повернулся и побежал вниз по лестнице.

* * *

Так получилось, что Кирилла не было на соболезновании.

Он спустился вниз и велел ехать за Джамалудином, но Абрек повез его домой, и когда Кирилл увидел, что они едут домой, он потребовал остановить машину у магазина.

Абрек остановился, и Кирилл зашел в магазин и спросил водки. Продавщица ответила, что водки нет. Кирилл бросил на прилавок сто долларов, но продавщица повторила, что водки нет. Водка наверняка была, но продавшица видела за его плечом Шахида и Абрека, и она не хотела продавать водку на глазах личной охраны Джамалудина.

Кирилл остановился у ларька, но в ларьке водка тоже спряталась.

Тогда Кирилл поехал домой, потому что он вспомнил про коньяк в кабинете, и когда он приехал домой, Абрек и Шахид высадили его у ворот, развернулись и уехали.

Кирилл поднялся в гостиную, и обнаружил, что дома он совершенно один. Диана лежала на сохранении. Алихан был в больнице. Саид-Эмин и Хас-Магомед были в Лондоне. Старую Айсет тоже увезли в больницу.

Его большая чеченская семья испарилась, как дым, и он остался один, в огромной гостиной, со стенами, отделанными карельской березой, и коньяком по три тысячи долларов бутылка.

Кирилл поднялся в кабинет, и долго сидел там, без движения, час или два. Потом он включил новости.

Потом он приволок в кабинет ящик коньяка и открыл первую бутылку.

* * *

Кирилл не знал, сколько он пил, и сколько он выпил. Он совершенно точно пропил похороны, и следующий день, и еще день. Однажды ночью ему показалось, что у притолоки стоит Та-шов, но когда он с криком побежал к нему, это оказалась просто раздутая ветром занавеска. Он пропил совещание, и conference call с Америкой, и какой-то благотворительный вечер в Москве. Он никогда не баловался спиртным, а последние полгода и вовсе не пил ни капли, и его выворачивало наизнанку. Он блевал, в туалете или в гостиной, как придется, полоскал горло и снова пил.

На второй день он открыл глаза и увидел Шахида. Шахид деловито, одной рукой, охлопывал его пиджак, и прежде чем Кирилл сообразил, что тот делает, Шахид вытащил у него из-под пиджака ствол. Шахид выщелкнул обойму, проверил, нет ли в стволе патрона, и засунул ствол обратно. Кирилл пожалел насчет ствола. Ствол почему-то не пришел ему в голову.

Однажды охрана принесла ему телефон со словами «Это Диана», но Кирилл уронил трубку. Он попытался ее взять и встал на колени, но почему-то повалился на ковер и заснул.

В какой-то момент, – наверное, это было на четвертый или даже на пятый день, – Кирилл обнаружил, что он сидит на стуле в кухне, отделенной от огромной гостиной мраморной барной стойкой, и в метре от него стоит Джамалудин.

Джамалудин методически вытаскивал из ящика бутылки коньяка и бил их о край раковины. Бутылок оставалось немного. Ящик опустел почти на две трети.

– Палач, – сказал Кирилл.

Джамал достал очередную бутылку и грохнул ее о мраморный край. Желтая как моча жидкость побежала вниз.