– Итак, мы поняли друг друга, несомненно, – ровным тоном заверил себя и хозяина кабинета гость. – Извольте внести коррективы. Сказанное состоится в точности тогда и так, как решил я. В половине второго завтра лично вы получите подтверждение по первой части плана, и это вас, даже не сомневаюсь, вразумит окончательно. Все уже отпечатано заранее, новость после моего на то разрешения распространится мгновенно, город будет гудеть и обсуждать ее еще до второго намеченного события. Я не совершаю ошибок и не полагаюсь на удачу, герр Нардлих. Для моих врагов удача мертва. Помните и это.

Штольтц резко отвернулся и шагнул к двери, глянул на Гюнтера искоса, чуть усмехнулся. Что-то припомнил и остановился:

– Герр Брим… Как же, слышал о вас. Вы выявили две ошибки в системе магического контроля бездефектности брони нового поколения. Я приказал доставить вам все открытые проекты на ревизию. Срочную ревизию.

Стальные глаза блеснули и спрятались от прямого ответного взгляда. Штольтц завершил дела и покидал ректорат, он уже смотрел на дверь, планируя нечто в уме. Он положил руку в перчатке на ручку, а второй проделал тот самый знак, что отличал высшее звено принимающих решения в партии социалистов, взносы в которую Гюнтер Брим – он уже решил это – заплатил в последний раз… Будучи поклонником неслучайных решений, Голем предпочел убедиться в верности своего выбора.

– Если все так срочно и я вам нужен, – отозвался Гюнтер Брим тоном, мерностью не уступающим избранному императором стали и брони, – извольте и вы выслушать меня. Речь идет о Вилли. Сегодня в городе все знают, кто это. И вы знаете, я уверен. Врачи в «Черном орле» запросили двести тысяч талеров. Ваше вмешательство могло бы помочь делу.

Густав Штольтц обернулся и довольно долго, с явным разочарованием, молчал, изливая во взгляде все свое брезгливое пренебрежение и даже жалость: ошибся в человеке, думал – тот умен, а вот не сбылось…

– Герр Брим, самое позднее к весне таких мальчиков станет много. Будем говорить прямо, мы с вами не дети и не наивны, к тому же в этом кабинете, я доподлинно знаю, нас не подслушают даже маги. Ампутация конечностей – самая обычная операция в условиях войны. Что же мне, все пушечное мясо в «Черный орел» отсылать? Я буду великодушен, выделю ему инвалидное кресло и пенсию десять талеров в месяц, вот это разумно. И хватит уже носиться с Вилли, как с сокровищем нации. Ваше дело отныне состоит в скорейшей ревизии важных мне проектов. Помните это.

Черная кожа плаща чуть слышно скрипела при движении, когда Густав Штольтц сам открыл дверь и покинул приемную, как обычно, не предполагая даже намека на малейшие возражения. Шаги удалились по коридору, но Гюнтер не обратил на это внимания: он усадил ректора в кресло, торопливо осмотрел полки шкафчика, составил нужную смесь капель. Напоил Иоганна фон Нардлиха едва ли не силой, затем добыл большую кружку, насыпал какао и стал искать мед…

– Голем, ну что ты суетишься? – мертвым голосом укорил ректор. – Бесполезно… Он назвал мне имя того, кто находится в городе. И моя удача умерла. Это больно, я стал карликом, и даже, пожалуй, хуже того – я раздавлен. Ты намекал на подобное, если помнишь историю с Геро и зовом на вокзале. Но я не пожелал верить, я просто не мог, это слишком ужасно.

– Вы были весьма настороженно настроены и перед визитом вице-канцлера, – буркнул Гюнтер, косясь на штору, пытаясь сообразить, не пора ли и Вальтера отпаивать каплями.

– Приготовь списки преподавателей и проект расписания на второй семестр, – тем же тоном сказал ректор. – Кажется, перемены уже не зависят ни от меня, ни от удачи в целом… Я попробовал бы остановить один поезд, но, как мне пояснили, подобные действия отслеживаются, а остановка состава невозможна, телеграф на станциях дал сбой, маги охраны дурно себя чувствуют… Приготовь списки, малыш. И не делай глупостей. – Ректор поглядел на помощника едва ли не со слезами на глазах. – Без тебя станет еще хуже. Я, оказывается, привык ничего не делать, сбросив на тебя слишком многие заботы. Может статься, я просто стар. Очень может статься, мне пора на покой…

Ректор медленно поднялся из кресла, морщась и не используя магию для настройки температуры, выпил слишком горячий какао, наспех приготовленный Гюнтером. И пошел в свой кабинет, ведя дрожащей рукой по стене и по-прежнему не разгибаясь. Дверь он прикрыл без стука. Вальтер вывернулся из-за шторы с горящими глазами, подкрался и осторожно дернул Голема за рукав:

– Он сказал, что Вилли – мясо?

– Он сказал, что к весне неизбежно начнется война, может, и не большая, но первая, которая вроде запального шнура для большой, – негромко уточнил Голем, убирая капли и ставя на поднос грязную чашку, для уборщицы. – Вальтер, примерно от этого дела ты меня и отвлек вчера. Я, знаешь ли, предпочитаю мир. Независимо от цены.

– Я тоже, кажется. – Мальчик дернул за рукав сильнее. – Пристрелить бы того, криворожего! У меня и пистолет припрятан. Вот. И все наши…

– Это был Густав Штольтц, – спокойно уточнил Гюнтер. – У него толковая охрана. Несколько лучше, чем у канцлера. Даже много лучше, без подготовки не стоит бросаться обещаниями и угрозами, они звучат смешно и несолидно. Это первое. Второе. Опасен даже не он, а тот, чье имя он назвал нашему Иоганну.

– Так его и надо пристрелить, – не унялся погромщик со стажем. – Тоже.

– Ты не пробовал играть чем-то иным, нежели пистолет и дубинка? Говорят, дети ценят солдатиков и игрушечную железную дорогу.

– Голем, ты шутишь? – поразился Вальтер, затем сообразил, что дважды натворил невесть что: назвал по прозвищу и на «ты». Присел и отодвинулся в сторонку. – Ну… Все равно нельзя ничего не делать. Вот.

Телефонный аппарат на столе мелодично звякнул. Гюнтер подошел, бережно поднял трубку и выслушал оператора. Подтвердил соединение.

– Герр Юнц, я не мог отклонить звонок, зная уважение к вам ректора. К сожалению, ему неможется… Погода у нас пасмурная, да. Влияет… Ах вот как? Если я могу помочь, я весь внимание.

Голем выслушал, записал несколько строк на листке и повесил трубку бережнее прежнего. Обернулся к Вальтеру и подмигнул:

– Кажется, ты прав. Если завтра мы допустим то, чего желает герр Штольтц, станет окончательно плохо. Но если нечто помешает худшему, у Вилли будут ноги. Эти сумасшедшие студенты, присланные к нам по обмену, дозвонились домой, подняли всех на ноги, нашли некоего ученика их колледжа магии Александра, сына баронессы Елены, которая знакома с женой первого министра – того, что пострашнее проснувшегося не в сезон дикого медведя.

– И что? – не испугался Вальтер.

– Послезавтра или чуть позже они готовы забрать Вилли. Герр Юнц делал похожий протез для кузена того Александра, мама которого баронесса и знакома с некоей Фредерикой, которая…

– Опять шутишь?

– Наверное. Что мне остается? Герр Вальтер, или мы получим все по двум важным для меня лично делам, или у нас ничего не останется. Ни университета, ни самого мира, в котором нам есть место для жизни, а не для роли пушечного мяса. Пока что запомни очень важное, даже главное. Это – приемная ректора. Ни один маг не в состоянии подслушать сказанное здесь. Поэтому Густав Штольтц выражался свободно. Вне приемной изволь молчать обо всем, что слышал. Войдя сюда, изволь проверять шторы.