У окон бара "Грин Хаус" та же шестерка людей, в тех же позах, в каких их настигла Пауза, не мигая смотрела на них. (Гарри мысленно назвал это Паузой, а не Остановкой, так как предположил, что рано или поздно Тик-так вернет все на круги своя. Если, конечно, это действительно его рук дело. А если нет, то кого же еще? Бога?) Двое из них сидели за столом у окна, остальные четверо, по два с каждой стороны, стояли.

Гарри пересек тротуар и встал в промежутке между кустиками и стеной здания, чтобы получше их рассмотреть. Конни последовала за ним. Они встали прямо против окон, оказавшись на фут ниже находившихся в баре людей.

По одну руку от сидевшей за столом пожилой пары стояли молодая блондинка со своим стареющим хахалем, именно те, что раньше сидели рядом с оркестром и своим показным весельем обращали на себя внимание остальных. Теперь они были молчаливы, как обитатели склепа. По другую сторону стола стояли метрдотель и официант. Все шестеро, сощурив глаза и прильнув ближе к стеклу, не мигая смотрели наружу.

Как долго и пристально ни глядел на них Гарри, никто из них и бровью не повел. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Ни один волосок не сдвинулся с места у них на головах, словно высеченной из мрамора была их одежда. На лицах застыла целая гамма выражений: от веселости, удивления и изумления до чувства тревоги. Но они совершенно не воспринимали внезапно обрушившееся на ночной мир нeвepoятнoe оцепенение. Не воспринимали, потому что были частью его. Взгляды их, направленные поверх голов Гарри и Конни, были обращены на то место на тротуаре, где они стояли до того, как разбежались в разные стораны Сэмми и собака. Выражения на их лицах соответствовали индивидуальному восприятию того, что происходипо на улице у них на глазах.

Конни, подняв руку над головой, помахала ею прямо перед глазами смотревших мимо них посетителей бара. Никто из шестерки даже не скосил глаз в ее сторону.

- Да они нас не видят, - удивилась Конни.

- Скорее всего, они видят, как мы еще стоим на том месте, где стояли, когда все остановилось. Видимо, они оцепенели в то мгновение, когда наблюдали за нами, и с тех пор ничего другого видеть не могли.

Не сговариваясь, Гарри и Конни одновременно повернули головы назад и со страхом посмотрели на подозрительно окаменевшую и онемевшую улицу. Там, в спальне Ордегарда, Тик-так совершенно неслышно возник у них за спинами, и они болью заплатили за свою беспечность. Здесь его пока нигде не было видно, но Гарри чувствовал, что он обязательно должен объявиться.

Снова повернувшись лицом к бару, Конни постучала в окно костяшками согнутых пальцев. Звук получился какой-то металлический и отличался от обычного в таких случаях звука так же, как от обычного отличался звук их голосов.

Зрители в баре даже не шелохнулись.

Гарри подумал, что тюрьма, в которой они оказались, была надежнее любого, самого глубоко спрятанного под землей карцера для заключенного-одиночки в самой страшной из стран, где царит полицейский произвол. В один совершенно бессмысленный миг их жизни был положен конец так же внезапно, как прерывается жизнь мухи, попавшей в каплю смолы. В их беспомощной застылости, о которой сами они даже и не подозревали, было что-то жуткое и печальное.

От мысли о бессилии этих людей что-либо изменить, о чем сами они, естественно, и не догадывались, у Гарри даже мороз пошел по коже. Чтобы хоть чуточку согреться, он энергично стал тереть себе затылок.

- Если они видят, что мы по-прежнему стоим на асфальте, - спросила Конни, - что будет, когда мы уйдем отсюда, а мир снова придет в движение?

- Думаю, им покажется, что мы просто-напросто испарились прямо у них на глазах.

- Господи!

- Да, им предстоит еще то нервное потрясение.

Она повернула к нему лицо. На нем отражались тревога и беспокойство. Озабоченными были и ее черные глаза, даже в ее изменившемся по тембру и звучанию голосе чувствовалась тревога.

- Гарри, этот ублюдок не какой-то там шарлатан, поднимающий в воздух ложки, предсказывающий судьбы или демонстрирующий ловкость рук в каком-нибудь притоне Лас-Веrаса.

- Согласен. Этот тип действительно обладает реальным могуществом.

- Могуществом?

- Ну да.

- Гарри, это больше, чем просто могущесrво. Слово это даже отдаленно не объясняет значение того, чем он обладает, понимаешь?

- Понимаю, - по возможности спокойно отозвался он. - Одним движением мысли он может остановить время, застопорить механизм вселенной, вставить в его колеса палки или… чего еще эта сука там может сделать. Тут пахнет не просто могуществом. Тут пахнет чем-то гораздо более серьезным… Богом, если угодно. Как же нам справиться с такой махиной?

- Можем и должны.

- Как? Каким образом?

- Мы обязаны найти способ, как это сделать, - стоял Гарри на своем.

- Да? А мне кажется, что этот парень может раздавить нас, как клопов, когда ему заблагорассудится, а сейчас просто тянет время, потому что любит, чтобы клопы помучались перед смертью.

- Неужели это та самая Конни Галливер, которую я знавал раньше? - резко, даже резче, чем хотелось бы, отозвался Гарри.

- Как знать, может быть, я и есть другая.

Она озабоченно поднесла большой палец ко рту и стала грызть ноготь. Он никогда раньше не замечал, чтобы она грызла ногти, и столь явное проявление нервозности поразило его не меньще, чем если бы она захныкала от ощущения своей полной беспомощности.

- На этот раз я, видимо, оседлала слишком крутую для себя волну, и она меня здорово шибанула, вот я и наложила в штаны от страха.

Гарри и мысли не мог допустить, что Конни Галливер может перед чем-нибудь спасовать или чего-нибудь испугаться, даже того странного и непонятного, что с ними сейчас происходит. Как могла она потерять самообладание, когда самообладание и она в его понимании были неотделимы друг от друга, когда вся она с ног до головы и была, собственно, самообладанием.

Она отвернулась от него, посмотрела на застывшую перед ней улицу и, сделав несколько шагов к кустам азалии, присела на корточки и одной рукой раздвинула их ветви, открыв взорам прятавшуюся там собаку.

- А листья на ощупь будто и не листья. Какие-то жесткие, словно сделаны из тонкого картона.

Он подошел к ней и, тоже присев на корточки, потрепал по холке оцепеневшую во время Паузы, как и люди в баре, собаку.

- А шерсть у нее твердая, как проволока.

- У меня такое чувство, будто она хотела нам что-то сказать.

- Мне теперь тоже так кажется.

- Она явно почувствовала, что что-то должно произойти, потому и спряталась.

Гарри вспомнил, что пришло ему в голову, когда мыл руки в туалете "Грин Хаус": единственным показателем того, что он не был пленником волшебной сназки, являлось отсутствие гoворящего зверя.