Когда существо в углу начало наконец двигаться по своей воле, чтобы повернуться к нему лицом, Эш почувствовал непреодолимое желание снова оказаться снаружи, пусть даже это означало опять встретиться с сумасшедшей ордой. Он слышал их приглушенные крики, и один пронзительный вопль перекрывал все другие шумы, но до него они вроде бы добраться не пытались.

Теперь фигура в углу повернулась полностью. Хотя красное свечение от объектива должно было смягчить эффект, зрелище оказалось ужасающим.

И она начала двигаться к нему.

– Господи Боже, – прошептал он себе под нос.

Существо было маленьким, а ноги – чахлыми. Эш не мог определить пол, пока через рваный и драный тонкий хлопковый халат не разглядел вялые обвисшие груди. Женщина скорее плелась к нему, а не шла, и странное мяуканье исходило из ее растрескавшихся сухих губ.

Но истинный ужас, словно бы когтистой рукой сдавивший ему сердце, порождал вид ее головы.

Она была огромной, слишком огромной для нее, чтобы нести ее прямо, не поддерживай она ее длинными скелетными руками, ногти на которых сточились до мяса. Эшу пришлось заставить себя не смотреть в сторону. Слюна у нее изо рта стекала прямо на короткую шею, так как не было челюсти, чтобы этому воспрепятствовать. Макушку ее раздутой головы прорезали синие вены – некоторые толстые, некоторые тонкие, некоторые гордо выпячивающиеся, словно готовые прорваться через натянутую кожу, которая проглядывала через редкие кустики беловатых волос.

Прибор ночного видения упал, и он не стал его поднимать, а продолжал смотреть. Возможно, он поступил так потому, что из-за его увеличительного стекла она казалась ближе, чем была. Но она все равно была достаточно близко, и Эш в темноте представил ее длинные, мосластые пальцы, тянущиеся к нему. Затем в комнате вдруг посветлело. Массивная голова опустилась на грудь, а глаза с молочно-белыми зрачками, наполовину закатившимися под веки, злобно на него посмотрели.

Она подтащилась ближе: крошечная мутантка, размер которой не имел никакого отношения к тому страху, который пробирал его до нутра. Эш вжался спиной в дверь, бессознательно поворачивая голову, чтобы видеть ее только краем глаза, и оторвал пятки от земли, упираясь в голый пол носками ног. Рассуждая логически, одним взмахом руки он заставил бы это существо полететь мимо койки обратно в свой угол, но доводы разума мало чем могут помочь перед лицом такого отвратительного ужаса. Интуиция стала бесполезной из-за непреодолимого страха.

Согнувшись еще сильнее, мерзость протянула руку и коснулась его незащищенной щеки. И пока ее дрожащая рука с оборванными ногтями ощупывала его, вызывая неконтролируемую дрожь во всем его теле, последовал сильнейший удар в дверь, к которой он прижимался. Он сотряс металлические петли, и дверь сдвинулась, въехав внутрь и едва не толкнув его на маленькую тощую старуху и ужасный купол ее головы с редкими волосами, но он как раз вовремя успел броситься в сторону.

Все-таки сумасшедшие в коридоре о нем не забыли.

В комнату ворвалось больше света и тел. Женщина, угрожавшая Эшу, сделала шаг назад, но, почувствовал Эш, не потому что боялась.

Первый вошедший, здоровяк с бородой и волосами, практически скрывавшими его лицо, качнулся было вперед, но быстро одумался, даже когда другие фигуры в халатах стали на него натыкаться.

Эш, полуприсев за широко распахнутой дверью, видел, что ведьма выпрямилась, приподняв свою увесистую голову, чтобы встретить врагов. Орда сразу же замолчала и стала пятиться из камеры. Эш присоединился к ним, делая по шагу за раз, как будто любое резкое движение могло вызвать ярость в этой маленькой женщине-звере, которая не выказала страха перед ними.

Даже в своей постоянно контролируемой панике Эш понимал, что его реакция была смехотворной. Но, возможно, дело было во все еще плавающих орбах – на этот раз вокруг нее, либо чтобы ее защитить, либо для придания ей неведомых сил, – которые толпа сумасшедших теперь почувствовала. В любом случае, он предпочел попытать счастья с ними, а не оставаться в этой комнате вместе с ней.

Эш заметил, что мутантка глядит прямо на него, и остававшееся мужество сжалось у него внутри.

Он смутно осознал, что с другого конца коридора доносятся выстрелы, а затем крики, но не от боли, а от испуга. Люди Бэббиджа? Конечно, они бы не стали просто палить без разбора.

Теперь оттуда доносились вопли, более высокие крики и множественные стоны. Он догадался, что там происходит: в более истерических случаях охранники применяли «Тайзеры»[44], загоняя безумцев обратно в камеры.

Он воспользовался своим шансом. Здоровяк заполнял собой дверной проем, все еще пятясь. Эш толкнул его так сильно, что того унесло к противоположной стене. Он протиснулся мимо, испытывая извращенную радость снова стать частью хаоса снаружи.

– Боже мой, Эш, – с искренней озабоченностью сказал Хельстрем. – Вы что, были в лифте, когда он рухнул в подвал?

– Я не был единственным пассажиром, – нетвердым голосом ответил Эш. – Вы найдете труп одного из ваших гостей в нижней части шахты лифта. Серба, по-моему.

– Боже мой! Генерала Луковича?

Вообще-то он не представился должным образом, кисло подумал Эш, проводя сухим языком вокруг рта и осматривая свою одежду. Меловая пыль все еще покрывала его губы. Больше всего мне сейчас нужно хлебнуть чего покрепче, сказал он себе. А потом принять ванну или душ.

Охранники и санитары узнали Эша по одежде (хотя она была грязной и рваной). Они грубо потащили его к идущей вверх лестнице в противоположном конце темного кирпичного коридора. Наверху была другая металлическая дверь, открытая, через которую прибывало все больше охранников и медиков, чтобы успокоить – или, по крайней мере, утихомирить – пациентов внизу.

Эш все еще трясся от усталости после битвы, и Хельстрем, руководивший всеми действиями из роскошного и современного медицинского блока, быстро подошел к исследователю, на ходу осторожно наблюдая за его состоянием.

Одно Эш знал наверняка – он хочет отсюда убраться. Он достаточно испытал и слишком многое увидел. Если бы он только смог поговорить с Кейт Маккаррик, она, он был уверен, нашла бы способ вернуть его домой. Но, может, и нет…

– Полагаю, вы не отказались бы выпить после всего, через что прошли, – заботливо сказал Хельстрем, словно читая мысли парапсихолога.

Эш криво улыбнулся бы, если бы у него не так сильно болели разбитые губы. На этот раз здоровяк не пытался заставить его напиться. Его искренняя забота явно просвечивала и в глазках-буравчиках, и в выражении, которое появилось на сжатых чертах лица.

– Что же такое Лукович там делал? – растерянно спросил Хельстрем как бы у самого себя.

– Ждал меня.

– Зачем бы… – начал было Хельстрем, потом остановился. – Давайте об этом не будем, а приведем вас в порядок – сначала капелька крепкого бренди, а потом поможем вам в лазарете.