– Если я не ошибаюсь, нам предстоит воочию увидеть весьма примечательное событие.

Часы пробили девять, раздался громкий свисток – и в этот самый момент весь сад вспыхнул огнями. Маленькие свечи на деревьях, большие фонари у тропинок – все зажглись одновременно. Затею, которая произвела впечатление даже на самых искушенных посетителей, встретили изумленными возгласами и бурными аплодисментами.

– Так делают каждый вечер, – сообщил мистер Гардинер, весьма довольный тем, что все прошло успешно. – По всей видимости, задумка каждый раз удается.

Мистер Хейворд объяснил Мэри, как выполняется этот трюк: с помощью ватных фитилей и очень точного хронометража. Она слушала с величайшим вниманием, когда, собравшись отпить кофе, заметила молодого человека, который торопливо приближался к их столику. Подойдя к ним, он окликнул мистера Хейворда с дружеской фамильярностью.

– Том, я так и знал, что это ты! Заметил тебя издалека – минут десять звал тебя по имени – и был вынужден сбежать от своих спутников, чтобы разыскать тебя.

Мистер Хейворд встал, улыбнулся и пожал руку молодому человеку, который выжидающе посмотрел на собравшихся за столом.

– Позвольте представить вам моего друга мистера Уильяма Райдера. Несколько лет назад мы вместе изучали право. Мистер Райдер, позвольте представить вам мистера и миссис Гардинер, их детишек и мисс Беннет.

Всех, кого назвал мистер Хейворд, мистер Райдер по очереди приветствовал поклоном, даже детей, отчего те захихикали в ладошки. В ответ мистер Райдер еще раз поклонился им и демонстративно подмигнул, что, как он и планировал, вызвало еще более радостный смех. Он невозмутимо повернулся к остальным собравшимся за столом, обращаясь к ним с величайшим добродушием:

– Прошу прощения, что помешал. Надеюсь, вы простите меня за вторжение в вашу тесную компанию, но ваш маленький кружок выглядел так заманчиво, что я не удержался и подошел к вам.

– Мы всегда рады встрече с друзьями мистера Хейворда, – ответил мистер Гардинер. – Не хотите ли выпить с нами немного вина? Мы уже скоро собираемся уходить. Свет зажгли, а это значит, что семейным людям лучше всего как можно скорее уйти. Но у нас есть время выпить с вами по бокалу, если хотите.

Мистер Райдер, как оказалось, не возражал, и через несколько минут он уже сидел среди них, одним махом опустошив почти весь бокал, и оживленно болтал. Не прошло и четверти часа, как выяснилось, что он последние несколько месяцев провел в деревне, но вообще-то проживает на Брук-стрит – тут Мэри невольно взглянула на мистера Хейворда, который при этих словах склонил голову с самым серьезным выражением лица, – и что он большой завсегдатай садов и посещает их при всяком удобном случае. Его живая речь, хотя и не давала возможности другим прервать ее течение, отличалась той недвусмысленной жизнерадостностью, которая редко не внушает доверия слушателям, и вскоре мистер Райдер получил приглашение прийти на чай на Грейсчерч-стрит на следующей неделе. Когда он уже собрался уходить, его окликнули с другого конца лужайки.

Мэри вскинула голову: она узнала этот голос. Там, на дорожке, глядя на павильон, где сидели Гардинеры, с едва скрываемым негодованием, стояла Кэролайн Бингли. Когда их взгляды встретились, мисс Бингли позволила себе холодно кивнуть в знак приветствия. Рядом с ней стояла миссис Херст – ее сестра – со своим мужем, и оба выглядели недовольными.

– А, я вижу, меня заждались, – пробормотал мистер Райдер.

Он попрощался, и друзья быстро увлекли его за собой, а мисс Бингли в последний раз тряхнула головой, не оставив сомнений в ее чувствах по поводу того, что ее бросили таким образом. Ее жест был направлен на то, чтобы все за столом почувствовали себя немного оскорбленными, но Мэри невольно подумала, что предназначался он именно ей.

– Как странно снова встретить мисс Бингли, – заметила миссис Гардинер, когда они покинули павильон. – Она не очень хорошо воспитана, раз показывает свой характер, особенно если учесть, как ее принимали в нашем доме. Но я скорее оскорблена, чем удивлена.

У миссис Гардинер был такой вид, словно она могла бы продолжать эту тему, но стало ясно, что мистеру Гардинеру уже не раз приходилось выслушивать рассказы о недостатках мисс Бингли, и, несмотря на всю любовь к жене, он не горел желанием выслушивать их снова.

– Ваш друг, несомненно, очень разговорчив, – поспешно обратился он к мистеру Хейворду в попытке сменить тему. – Полагаю, это хорошее подспорье в его профессии?

– Могло бы им стать, если бы он работал по этой профессии, – ответил мистер Хейворд. – Но он не доучился. Не думаю, что Райдер родился юристом.

– На какие же средства он живет? – спросила миссис Гардинер.

– У него есть свой капитал. И он состоит в родстве с одной знатной дамой в Кенте, которая выделяет ему содержание, позволяющее ни в чем себе не отказывать.

– Интересно, сэр, – спросила Мэри, внезапно сложив в уме все кусочки мозаики, – не является ли леди Кэтрин де Бер той самой благодетельницей мистера Райдера? Моя сестра Элизабет состоит с ней в родстве по мужу, да и другие мои друзья хорошо с ней знакомы. Интересно, именно так мистер Райдер познакомился с мисс Бингли? Если он любимец леди Кэтрин, они могли встречаться на семейных собраниях в Дербишире.

– Возможно, именно так ее и зовут, – ответил мистер Хейворд, – хотя я точно не могу припомнить.

Мэри уже собиралась задать очередной вопрос, когда ей пришло в голову, что она не желает зловещего присутствия леди Кэтрин в их веселой компании даже в качестве предмета разговора.

Теперь, когда стемнело, как и предполагал мистер Гардинер, обстановка в садах стала совершенно не подходящей для семейного отдыха. От Мэри не укрылось, что вокруг появилось больше молодых людей, чем раньше, а те элегантные и беззастенчивые дамы, о чьей профессии ей теперь было известно, с недвусмысленной целеустремленностью расхаживали вокруг колоннад. Гардинеры поспешили удалиться, и, когда они возвращались к своему экипажу по извилистым дорожкам, освещенным тысячами крошечных свечей, Мэри обнаружила, что снова идет рядом с мистером Хейвордом. Когда они остались вдвоем, она почувствовала, что может удовлетворить свое любопытство по поводу его дружбы с мистером Райдером.

– Если у вас с мистером Райдером больше нет общих интересов в юриспруденции, могу я спросить, на чем же продолжает держаться ваша дружба?

Мистер Хейворд бросил на нее насмешливый взгляд.

– Вы задаете самые необычные вопросы!

– Вы сами недавно сказали, что я проявляю интерес к человеческой природе, так вот, я стремлюсь расширить свои знания.

Он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Не знаю, стоит ли мне говорить. Полагаю, вы будете смеяться.

– Уверяю вас, не буду.

– Что ж, тогда… по правде говоря, нас сблизила поэзия. Мы читали ее без устали, когда были студентами, – все что угодно, лишь бы отвлечься от утомительного бремени правонарушений и судебной практики. Полагаю, это моя страсть к поэзии заразила моего друга, – продолжал мистер Хейворд. – Тогда я любил поэзию еще сильнее, чем теперь, если вы можете себе это представить. Но иногда я задаюсь вопросом, не оказал ли Райдеру медвежью услугу, поощряя его разделить мое увлечение. Я не уверен, что это пошло ему на пользу.