Хёнсу прислонился затылком к стене и посмотрел в окно. Опять пошёл дождь.

«Мы называли эту деревню Деревней с маяком».

Глаза Хёнсу опять будто уставились во тьму.

«В тёмную ночь, когда не было луны, я обычно один доходил до края поля сорго. Чтобы увидеть свет маяка, мерцающий за горизонтом. Мне было двенадцать лет, когда я начал заниматься бейсболом в школьной секции. В то время я очень хотел стать настоящим бейсболистом. Взрослые много раз велели мне не ходить в поле сорго, когда на небе нет луны. Потому что стебли достигали двух метров в высоту и впереди ничего не было видно, к тому же проходы между рядами были очень запутанными, и ребёнок мог легко там заблудиться. Попав в лабиринт поля сорго, можно блуждать там целый день. Кроме того, где-то в середине поля был старый колодец. Он выступал всего на метр над землёй, но был очень глубоким. Смотришь вниз в колодец, а дна не видно. Такой глубокий. Никто не знал, когда его вырыли. Все думали и гадали, сходясь на том, что его когда-то выкопал хозяин поля. Взрослые говорили, что детям ни в коем случае нельзя ронять туда обувь. Ребёнка, чья обувь туда упадёт, колодец обязательно заберёт к себе. Вроде бы говорили, что был один мальчик, который провалился в колодец и погиб, это было задолго до нашего переезда в те места. После того случая взрослые попросили хозяина поля забросать этот колодец землёй, но тот не стал, наоборот, обвинил их в том, что они без разрешения заходят на принадлежащее ему поле. Хозяин поля проживал в уездном городе».

Хёнсу закашлялся. Похоже, у него пересохло в горле.

«Ты когда-нибудь слышал шёпот сорго?»

«Нет».

Сынхван налил воды в новый стаканчик и подал Хёнсу.

«В разгар лета бывали такие дни, когда вокруг становилось очень тихо. Палило солнце, и было душно, словно ты находился в стеклянной бутылке. В этот момент все звуки замирали. Цикады, дети… Всё умолкало. Именно в такие минуты, когда не было ни ветерка, из поля сорго раздавался звук, напоминающий рокот волн или похожий на шум деревьев, раскачивающихся во время тайфуна. Казалось, одновременно шипели несколько десятков котов. Мне сказали, что именно этот звук приманивал к колодцу человека, уронившего в него обувь. Мне сказали, что в колодце покоятся останки уже нескольких десятков людей, которые, одурманенные этим звуком, упали в колодец. Я ходил туда втайне от всех. Причём один. Днём я должен был всегда ухаживать за младшими. Мама работала в уездном городе на мукомольном заводе. Она должна была зарабатывать вместо отца. Мой отец участвовал во Вьетнамской войне и потерял там руку. Он был инвалидом войны. Кроме этого, у меня есть ещё несколько слов, которыми я мог бы описать отца. Деспот, пьяница, картёжник, тунеядец, однорукий, дебошир. Из-за него находиться дома было всегда опасно. Мой папа, насколько я знаю, был человеком, который чётко разделял то, что ему нравилось, и то, что не нравилось. Его пристрастия всегда менялись в зависимости от ситуации и человека. Возьмём, например, бейсбол. В то время в Корее были очень популярны бейсбольные соревнования между школьниками старших классов. Во время национального чемпионата по телевизору показывали матчи, и отец не ходил даже играть в карты, а смотрел все игры. Поставив перед собой несколько бутылок сочжу и непрерывно выпивая, он смотрел соревнования. Однако, когда его любимым спортом захотел заняться сын, ему это совсем не понравилось. В то время все домашние дела лежали на мне. Я ухаживал за младшими, занимался уборкой, три раза в день накрывал на стол для отца и мог освободиться от всех этих дел, только когда мама возвращалась с работы. Проблемы возникли после того, как я стал заниматься бейсболом и начал поздно возвращаться домой. Папа сердился, потому что ему стало неудобно жить. Каждый раз, когда я поздно приходил с тренировки, он до полусмерти избивал меня. Я никогда не мог понять, почему мама вышла замуж за такого мужчину. Мама даже ни разу с упрёком не посмотрела на своих детей, как бы ей ни было тяжело. А папа, наоборот, каждый раз, напившись, избивал всех, кто попадался ему под руку. Жену, детей и даже жителей деревни. Он всех бил и пинал. Он не распускал кулаки только два раза в день: когда чистил зубы и спал. Все в деревне знали, когда он возвращается домой после пьянки. Он шёл, размахивая протезом, и распевал:

Вот так тихо напевал он, словно декламировал стихи.

Я мечтал, чтобы кто-нибудь заткнул ему рот. Надолго или даже навечно. Мне уже и младшие надоели. Для двенадцатилетнего мальчика, который только начал бредить бейсболом, заботиться о трёх маленьких детях было очень тяжело. Тем более что мне приходилось отвечать за всех и за всё. Например, за то, что моя младшая сестра сломала радиоприёмник отца, что братик, который едва начал ползать, съел что-то и у него случилось расстройство желудка, и даже за то, что мама поздно возвращалась домой. Отец избивал меня за всех. Когда я жаловался маме, она меня обнимала и утешала, говоря: «Ты опора нашей семьи. Для младших ты ещё и вместо мамы. Я живу, только полагаясь на тебя».

А мне совсем не нравилось быть мамой для младших и опорой для всего дома. Но я не мог сказать об этом маме, ведь она должна была зарабатывать деньги. Перестань она работать, и мы бы все превратились в попрошаек. Именно поэтому я стал ходить по ночам к колодцу. Колодец в поле сорго был для меня могилой всех обязанностей, возложенных на меня. Однако я боялся смерти и не смог бросить туда свои ботинки. Я просто стоял у колодца и представлял всех людей, смерти которых желал. И мысленно бросал туда их обувь. Обувь отца, среднего брата, младшей сестры и самого маленького братишки. Не было ничего, что я бы не мог бросить туда в своих мечтах. Однажды я сбросил целый дом. Когда я сбрасывал всё ужасное, что было у меня на сердце, я начинал чувствовать себя виноватым. Это хотя бы помогало мне относиться к отцу и младшим с толикой любви. Кажется, примерно в конце летних каникул в воскресенье учитель по физкультуре, отвечающий за бейсбольную команду, позвонил к нам домой. Ответила мама. Похоже, он попросил отправить меня в школу. Мама велела мне переодеться в спортивный костюм и идти в школу. Там я увидел огромного мужчину. Мне сказали, что он тренер по бейсболу в одной начальной школе города Кванчжу. Тренер пояснил, что приехал в нашу школу, потому что мой учитель по физкультуре сообщил ему, что у него есть талантливый кэтчер. В этот день я впервые в своей жизни примерил на себя форму кэтчера. А на руку надел настоящую кожаную перчатку. Тренер заставил меня ловить, бросать и отбивать мяч. Затем, никак не оценив мою игру, спросил, сколько мне лет. Услышав, что мне двенадцать, он сказал, что хочет встретиться с моими родителями, добавив, что это дело откладывать нельзя. Я ничего не понял, но привёл его домой, переживая, что вдруг папа окажется дома. С другой стороны, я утешал себя тем, что мама же дома и, если что, она спасёт меня. Но в этот день по закону подлости папа был дома, а бейсбольный тренер сказал ему то, что тот даже представить себе не мог. Он сказал, что хочет перевести меня к себе в школу и научить играть в настоящий бейсбол. Что у меня есть физические данные и врождённый талант, но, если сейчас мной не заниматься, я могу всё потерять. Он добавил, что знает о финансовом положении нашей семьи, поэтому может сам содержать и учить меня. Мама спросила тренера, правда ли, что у меня есть талант. А папа замахал резиновым протезом и выгнал тренера вон. Я проводил его до места, где стояла его машина, мечтая, что он заберёт меня тайком от отца. Тренер с жалостью посмотрел на меня, но сел в машину. Потом снова вышел из неё, достал из багажника кожаную перчатку, написал на ней свой номер телефона и велел обязательно ему позвонить, если родители передумают. Мне казалось, что это сон. Я был настолько счастлив, что не мог спать. Маслом я протёр перчатку, положил её у изголовья и то и дело её трогал. Я дал себе слово, что обязательно уговорю маму и поеду к тренеру. А утром, когда я встал, увидел, что перчатка исчезла. Выйдя из комнаты, я нашел её, разрезанную на куски – они валялись на полу в гостиной. Папа раскромсал её ножницами, вернувшись домой пьяным. Слёзы у меня лились ручьём».