Два пехотинца низкого звания из «Каменного» тимена разоряли помещение. На полу стояла круглая корзина, в которую они сбрасывали то, что снимали с полок. На них не было тяжелых панцирей – только простейшие сегменты доспехов, они не носили и шлемы – только повязанную вокруг лба защиту головы и щек. Один из них держал старика за волосы и прикладывал кинжал к его горлу.

Столько-то я и успел рассмотреть, прежде чем Брус вошел в помещение.

Он махнул рукой, и короткий клинок прошил воздух. Сам же Брус одновременно молниеносно ударил странным мечом – собственно, куском посоха с клинком. Второй солдат непроизвольно заслонился рукой, но Брус перерубил ее до половины, вырвал клинок из кости и с отвратительным хрустом воткнул его солдату между железными полосами панциря. Провернул меч и вырвал его. Первый крутился по конторе, держась двумя руками за горло, а между пальцами его текли ручейки крови, капая на покрывающие пол листы.

– Мои стихи… – прошептал писарь.

Брус осторожно выглянул на улицу и осмотрелся.

– Пусто, – прошептал. Потом вернулся, подхватил одного из солдат под мышки и выволок его на улицу. Вернулся, подхватил второго за узлы панциря на затылке и поволок его по земле, не обращая внимания на то, что тот еще жив и умирает, давясь собственной кровью и поводя глазами.

Я забрал обе наши корзины и посохи из коридора, после чего втиснулся в комнату писца.

– Добрый вечер, ситар Шилган, – поздоровался я со стариком, который, как обычно, сделал вид, что меня не видит, только поднял с пола чистый лист, орошенный капельками крови, и макнул калам в тушь.

Я не мог избежать впечатления, что вот-вот проснусь.

– У нас есть шансы, только пока ночь, – заявил Брус, оглядываясь через плечо с порога. – Пойдем, Арджук.

Я подал корзину и посох со шляпой, которая было упала с его головы.

Мы вышли в ночь, первую прохладную ночь за много месяцев. Дождь еще хлестал, но это уже не был пугающий ливень. Канавами текли потоки мутной воды, и было почти светло из-за ржавого зарева, что вставало над низкими крышами со стороны дворца.

– Нам нужно добраться до реки, – прошептал Брус. – В самый конец торгового квартала за портом.

Я равнодушно кивнул.

Мы пробирались под стенами. Порой доносилось до нас тарахтение колес, порой – стук конских копыт по мокрой брусчатке. Мы тогда прятались, выискивая темнейший из углов в переулках, подворотнях или за кучами мусора.

Несколько раз улочкой пробегали солдаты с пиками в руках, тогда мы ожидали, пока не стихнет хруст железа и грохот тяжелых, подбитых гвоздями сандалий, надетых на обычные полотняные тапочки с плетеными подошвами.

Мы продрались сквозь пустой, вымерший город, освещенный лишь мглистым отсветом, что казался рассветной зарей – но зарей не бывший.

Через такой город надо идти совершенно иначе. Никогда не знаешь, что повстречается за углом. Брус заглядывал за дома, следил за окрестностями и показывал мне очередное укрытие, до которого я должен был добежать и там присесть. Стоящая под стеной перевернутая тележка для овощей, несколько бочек, подворотня.

Лишь когда я пробегал этот участок и укрывался, он добирался до меня и высматривал следующее укрытие. Ночью опустошенный город казался чужим, и я давно не мог сообразить, где я, собственно, нахожусь.

Однако Брус знал дорогу и вел меня уверенно, обходя стороной все окрестные храмы и пустые площади. Проходили мы какими-то подворьями, подворотнями и закоулками. Он не останавливался ни на миг, как если бы проходил этим путем ночью сотни раз.

Одну площадь мы видели издалека. Там было полно солдат в красной броне «Пламенного» тимена: пирамиды установленных копий, окрашенные в черное широкие мископодобные шлемы с номерами бинхонов, надетые на охранные повязки, охватывающие лбы и щеки.

Они выгоняли перепуганных людей из домов и разделяли их на площади. Я видел, как отрывают жен от мужей, как сгоняют детей в отдельную, сбитую, группку. Рядом стояли три высоких жреца пророчицы в красных плащах и серебряных масках, в которых отражались языки пламени.

Я видел, как выволакивают какого-то мужчину из толпы и растягивают его на камнях колодца, выкрутив руки, а потом перерезают ему глотку. Как жрец собирает кровь в жертвенную миску и вытягивает кремневый серп, а потом склоняется над умирающим.

Брус потянул меня за плечо.

– А в моем посохе странника тоже есть оружие? – спросил я его, когда мы спрятались в очередном закоулке среди кип гниющих тряпок и старых досок.

– Там есть много оружия. Это посох шпиона. Меч и нож, цепь и копье. Днем я покажу тебе, как их там найти. Нынче должно бы хватить и меча. Вверху есть медное кольцо. Выше него посох – рукоять меча, только нужно его провернуть.

Видели мы и трупы. Порубленных серпами конницы, с перерезанными горлами и повешенных, колышущихся с черными лицами под дождем.

Что-то сломалось во мне, лишь когда я увидел насилуемую девушку, бьющуюся, в клочьях рубахи, растянутую на прилавке. Ее держали четверо солдат – за руки и ноги. Девушка выла и звала на помощь.

Я успел вынуть меч только наполовину, когда Брус схватил меня за запястье и обездвижил, выкручивая руку.

– Нельзя, тохимон, – выдохнул мне в ухо. – Все они погибли не для того, чтобы ты отдал жизнь в схватке с первыми попавшимися солдатами. Это их ночь гнева. Возвращается Кодекс Земли. Нынче они сорвались, чтобы завтра целый мир трясся от страха. Они правят страхом, Арджук. Ты еще увидишь и худшие жестокости и тоже ничего не сможешь поделать. Теперь они заняты. Это хорошо, поскольку означает, что мы можем пройти незамеченными.

Он тянул меня через умирающий город и не позволял мгновения передохнуть. Даже когда мы увидали наших солдат. Мы тогда перебегали по плоским крышам близких домов, и я все видел сверху.

Наших. Из маранахарского «Молниеносного» тимена, в желтых панцирях, с черным тигром на щитах, без пририсованных двойных лун или знака Подземного Лона.

Их было не много. Неполная сотня. Обороняли лестницу в храме. Даже не знаю, что это был за храм, но наверняка не Подземной Матери. Белый, украшенный колоннами и барельефами на фронтонах. Я видел ровную стену желтых щитов, ощетинившуюся копьями в несколько рядов, баррикаду из повозок, прилавков, бочек и разбитых памятников у ворот храма, последней линией обороны. На ступенях перед ними лежали завалы трупов в черных и красных панцирях.

По улочкам вокруг храма толпились уже щитоносцы, присев за своими большими щитами, а за ними виднелись готовящиеся лучники. Пехота поднимала мечи, а дикий визг: «Ифрия! Ифрия!» – летел под небеса.

– Это наши люди! – кричал я на Бруса. – Наши! Мы должны быть с ними! Должны собирать их вокруг себя, они ведь сражаются за то же самое!

– Они погибнут! – рявкнул Брус. – Взгляни на лучников. Сосчитай их. Взгляни на колесницы на той улице. Взгляни на «Каменных», что строятся в онагр на той стороне площади! Увидь зажигательные снаряды на тех повозках! Чем им помогут двое людей?!