После паузы в несколько секунд все они отрицательно покачали головами.

— А как насчет королевы Шарлотты? Она была замужем за королем Георгом.

— Георгом Третьим? Это который сумасшедший? — спросил Морен.

Остальные удивленно посмотрели на него. Агент Морен улыбнулся:

— Я в школе хорошо учил историю.

«К тому же, — подумал Гамаш, — школу он закончил недавно». Зазвонил телефон, и агент Морен снял трубку. Звонили из Пражской консерватории. Гамаш слушал, что говорит Морен, пока не зазвонил его собственный телефон.

Звонила суперинтендант Брюнель.

— Я по приезде обнаружила, что мой кабинет выглядит как шатер Ганнибала. Здесь столько вещей вашего Отшельника, Арман, что мне некуда ногу поставить. — Но недовольства в ее голосе не было слышно. — Однако я вам звоню по другому поводу. Не хотите ли приехать на ланч к нам с Жеромом? Ему нужно кое-что вам показать. У нас дома. Да и у меня есть для вас новости.

Он договорился, что приедет в час в их квартиру на рю Лорье. Не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил снова.

— С вами хочет поговорить Клара Морроу, сэр, — сказал агент Морен.

— Bonjour, Клара.

— Bonjour. Я хотела сообщить вам, что созванивалась сегодня утром с Дени Фортеном. Мы даже договорились встретиться сегодня за ланчем. Он сказал, что нашел покупателя на резные скульптуры.

— Неужели? И кто же это?

— Я не спросила. Но он сказал, что покупатель готов заплатить тысячу долларов за обе вещи. Он вроде бы считает, что это неплохая цена.

— Любопытно. Хотите, подвезу вас в город? У меня у самого там назначена встреча.

— Это будет здорово. Спасибо.

— Я вас подхвачу этак через полчасика.

Когда он повесил трубку, агент Морен закончил разговор.

— Они говорят, что у Мартину не было детей. Им известно о скрипке, но она исчезла после его смерти в… — Морен посмотрел в свои записки, — в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Я им сказал, что мы нашли скрипку и оригинальную нотную запись. Они очень обрадовались и сказали, что это должно стоить кучу денег. Что говорить, они сказали, это может считаться чешским национальным сокровищем.

Опять это слово — сокровище.

— Ты не спрашивал про его жену — Шарлотту?

— Спрашивал. Они долго прожили вместе, но зарегистрировали брак только на его смертном одре. Она умерла несколько лет назад. Никакого потомства они не оставили.

Гамаш задумчиво кивнул. Потом снова обратился к агенту Морену:

— Я хочу, чтобы ты поинтересовался местным чешским сообществом, в особенности Парра. Узнай об их жизни в Чехословакии. Как они смогли уехать оттуда. С кем были знакомы. Где их семья. В общем, всё.

Он повернулся к Бовуару:

— Я уезжаю на день в Монреаль поговорить с суперинтендантом Брюнель и еще проверить кое-какие наводки.

— D’accord. Как только Морен получит какую-нибудь информацию о Парра, я туда схожу.

— Не ходи один.

— Хорошо.

Гамаш нагнулся и поднял скомканный клочок бумаги с пола возле стола Бовуара. Он развернул его и прочел: «будто в разгар твоего кошмара».

— «Будто в разгар твоего кошмара», — повторил он, передавая бумажку Бовуару. — И что, по-твоему, это значит?

Бовуар пожал плечами и открыл ящик своего стола. Там лежали скомканные бумажки.

— Я нахожу их повсюду. В кармане куртки, прилепленные к двери моего номера утром. Эта была приклеена к компьютеру.

Гамаш залез в ящик его стола и наугад взял одну из бумажек.

будто божество, убивающее ради удовольствия,

может и исцелять.

— И они все в таком роде?

Бовуар кивнул:

— Каждая последующая дурнее предыдущей. И что я должен с ними делать? Она разозлилась, потому что мы отобрали у нее помещение пожарной дружины. Может быть, ограничить ее перемещения в судебном порядке?

— Ты имеешь в виду восьмидесятилетнего лауреата премии генерал-губернатора? Хочешь таким образом запретить ей писать тебе стихи?

При подобной формулировке получение судебного ограничения казалось маловероятным.

Гамаш снова посмотрел на скомканные листки бумаги, похожие на градины.

— Ну, я уезжаю.

— Спасибо за помощь, — сказал ему вслед Бовуар.

— De rien,[74]— помахал рукой Гамаш и вышел за дверь.

* * *

Всю дорогу до Монреаля Гамаш и Клара говорили о жителях Трех Сосен, о людях, приезжающих летом, о Жильберах, которые, по мнению Клары, теперь, вероятно, останутся.

— Старик Мюнден и Шарль вчера были в деревне. Старик очень надеется на Винсента Жильбера. Он явно знал, что именно Винсент и был в лесу, но не хотел ничего говорить.

— Как он мог его узнать?

— «Бытие», — пояснила Клара.

— Да, конечно, — сказал Гамаш, выезжая на Монреальское шоссе. — Ведь у Шарля синдром Дауна.

— После его рождения Мирна подарила им экземпляр «Бытия». Они прочли эту книгу, и их жизнь изменилась. Эта книга изменила жизнь многих. Мирна говорит, что Жильбер — великий человек.

— Он наверняка не будет против этого возражать.

Клара рассмеялась:

— И все же я не хотела бы, чтобы меня воспитывал святой.

Гамаш не мог с этим не согласиться. Большинство святых были мучениками. И они забрали с собой на тот свет немало людей. В дружелюбном молчании проехали они мимо указателей на Сен-Хилиер, Сен-Жан и деревню под названием Анж-Гардьен.

— Если бы я сказал «воо», что бы вы подумали? — спросил Гамаш.

— Ничего не приходит в голову. Очень жаль, что не могу вам помочь.

— Ну, может быть, это не имеет значения.

Они уже переехали через мост Шамплен. Гамаш поехал по бульвару Сен-Лоран, повернул налево, еще раз налево и высадил Клару у ресторана «Сантрополь».

Она поднялась на несколько ступенек, потом спустилась, наклонилась к окну его машины:

— Если бы человек оскорбил кого-то, кто вам небезразличен, вы бы возразили ему?

Подумав, Гамаш ответил:

— Надеюсь, что да.

Клара кивнула и пошла прочь. Но она знала Гамаша и знала, что о «надежде» речь тут не идет.

После ланча с приправленным травами огуречным супом, приготовленными на открытом огне креветками, укропным салатом и грушевым пирогом Гамаш и Брюнели устроились в светлой гостиной квартиры на втором этаже. Стены комнаты были уставлены книжными шкафами. Здесь и там лежали всевозможные objets trouvés.[75]Обломки старинных гончарных изделий, расколотые кружки. Это была комната, в которой жили, где люди читали, разговаривали, думали и смеялись.