— Скорее, закономерным, — прокомментировал Хольфстенн. — Больше магов, больше проблем.

— И почему это правило не сработало, когда мы набрали в отряд наемников, а? — поныл Борво.

— Эй, между прочим, без нас ты бы уже сто раз помер! — начал Стенн.

— О, — с ленцой протянул Жал, — меня, кажется, зачислили в хорошие парни?

— И не мечтай, — оглянулся Дей, возглавлявший колонну. — Ай! — Он впечатался сначала плечом, а потом и физиономией куда-то прямо в воздух. Отскочил, оглядываясь теперь на пространство, о которое стукнулся, причем с таким видом, будто вот-вот готов осыпать его проклятьями и разрубить клинком на сто частей.

— Извини, — протянула Данан, выбираясь из хвоста колонны. — Не ушибся?

Дей зло покосился на гогочущего гнома. Конь у него в поводу нервно задергался.

— А ты как думаешь? — проворчал Диармайд. — Это что еще такое было?!

— Практика, — бесстыдно отозвалась чародейка. — Даром мне что ли Кианнон свой том магии Чар подарила?

— А я тебе подопытный уж? — Дей оскорбился, выпучив глаза и раскинув руки.

Данан толком не ответила — широко улыбнулась, встав с Диармайдом вровень, и спросила, головой указав на лицо лейтенанта:

— Не сильно болит?

Дей взмок. Вдруг забыл, как говорить, и только глотал слова, каждое из которых казалось ему глупее предыдущего. Весь его мир сузился до ударов сердца где-то поперек гортани и её запаха — совсем рядом.

— Э…т…м… я… — никак не мог выдать ничего вразумительного Диармайд.

— Е-в-ну-у-у-х, — тихонечко пропел Хольфстенн откуда-то снизу, вроде как подсказывая.

Дей дернулся в нелепом жесте — будто хотел врезать гному, но одернулся, словно увидел что-то жуткое вместо Стенна, и уставился на Данан. Качнулся вперед, на лице Дея ясно читалось: он понял, как всем тут дать понять, что он не евнух! Он сделал шаг к чародейке, и Данан отступила. В голове Дея что-то тренькнуло, как стекло: кажется, чтобы доказать всем, что он нормальный, надо еще, чтобы Данан поучаствовала. Она вроде не соглашалась… Не соглашалась ведь?

Дей замотал головой туда-сюда, теряясь между равно сильными желанием прильнуть к Данан прямо тут, боязнью причинить ей вред, и жжением в кулаках начистить, наконец, гному морду.

— Погляди-ка внимательно на это лицо, Борво, — подначил Хольфстенн, потешаясь от души. — Так выглядит озарение.

Дей прикрыл глаза, чувствуя, как в нем вскипает все. Они что там все, сговорились что ли?! Стенн, Жал, Борво?!

— Тебе кто-нибудь говорил, что иногда ты законченный козел? — беззлобно поинтересовалась Данан, проходя мимо гнома к Дею.

— Бу-бу-бу, — проворчал Стенн.

Данан положила руку на изгиб мужского локтя и спросила:

— Так тебя надо полечить?

И хотя она улыбалась лишь в половину, глаза блестели ярко. Дей по пальцам одной руки мог пересчитать случаи, когда они вообще блестели. Глядя в них, Диармайд растерял слова — под натиском единственного желания прямо вот тут и прожить жизнь до конца, рядом с Данан, которая смотрит только на него и держит его за руку.

— Слушай, его, кажись, хорошо приложило, — с опасением протянул Жал.

— Ты-то куда лезешь? — шикнул на него Борво.

— Вот! Борво! — Стенн показательным жестом указал на Борво. — Настоящий друг…

Данан повела головой: если пререкаются, а Дей все еще таращится на неё со счастливым видом, значит, все в порядке. Хотя, может, он и впрямь ударился о её первый походный барьер чуть сильнее, чем кажется.

— Идем, — позвала чародейка, отступая от Дея и шагая вперед. Краем глаза она заметила, как лейтенант потух — так меркнут просторные залы, когда в солнечный день в них закрывают окна.

Чувство вины больно кольнуло женщину в грудь. Отношение Дея становилось все более очевидным — это понимала даже она, для которой все общение с мужчинами далось слишком искореженным. Она могла бы подумать, что их бесконечные склоки сразу после гибели Реда мало походили на симпатию. Равно, как и желание, чтобы это она рухнула в провал вместо Редгара, которое Данан одно время видела в глазах лейтенанта. Но, мало-помалу разбираясь в себе, чародейка поняла, что Дея легко понять, и обижаться на него не возникает даже мысли.

А лучше бы возникало, — признавала Данан в душе. Лучше бы она хотела и могла картинно обидеться на товарища, с кем в былое время делила один шатер в лагере короля Драммонда, с кем коротала ночи дежурств по дороге к Керуму, расспрашивала Борво о прошлом, молча держалась за руки, узнав, что Дей приходится родичем королю. И потом, после смерти Тысячи Битв — тоже… Данан стиснула зубы, крепче вцепившись в посох одной рукой и в ленты конского оголовья — другой.

Дей был ей дорог. Важен и нужен, как фундамент — зданию. Потому что… Это было страшно признавать, но встречи, полные тепла, которые у неё случились в последнее время, явственно прочертили жирную линию между нынешней Данан и прошлой. Прошлая Данан, как и её братья, Клейв и Кианнон, слушала с восторгом и интересом легенды и истории о Смотрителях Пустоты, со скукой обучающегося в Цитадели Тайн заучивала истории Разлома и Пагуб, большая часть которых на поверку наверняка оказалось бы самоуправством бардов. Прошлая Данан читала об исчадиях и слышала о Темных архонтах.

Настоящая Данан — слышала одного из них.

И поэтому даже Борво, который побаивается её и не доверяет ей, будет ей ближе, чем Клейв, Гесс или Кианнон с Ллейдом. Потому что черная черта-шрам на ладони, которая сопровождает посвящение в Смотрители, навсегда — действительно навсегда, до Данан дошло, — делит жизнь надвое. До черты и после неё. На ту половину, где Темный архонт — это что-то абстрактное, как у всех остальных, обобщенное неведомое зло, далекое чужое бремя; и на ту, где Темный архонт — судьба, назначенная тебе кровью исчадий Пустоты.

Её бремя здесь и сейчас.

Бремя Борво.

Бремя погибшего Редгара.

Бремя казненного Гвортиджирна и всех смотрителей Даэрдина, которым, Данан надеялась, удалось сбежать из лагеря короля.

Бремя Варнакса из Талнаха, который их спас, и Гартамаса, который, несмотря на собственную сложную ситуацию, передал им через Варнакса договоры, стараясь помочь хоть как-то.

Но не бремя Дея.

Данан сказала себе это несколько раз, не прислушиваясь к болтовне Диармайда, Жала и Хольфстенна, и скомканному разговору Борво с Эдортой. Архонт больше не может быть бременем Дея, потому что у Дея есть другое, его собственное бремя, которого он не желал. То, которое она обсуждала с Гессимом. То, которое прежде не зависело от неё вообще, а теперь — зависело напрямую.

То, из-за которого ей надо держаться от него как можно дальше, даже если ей и кажется, что рядом с Деем она всегда сможет быть в тепле.

Данан не обманывалась в чувствах к лейтенанту — это совершенно точно не было любовью к мужчине, но было любовью к человеку. Кладя руку на сердце, Данан признавалась: это единственное, что ей удается разобрать сейчас в себе. Облик Реда-заступника мало-помалу стал скрадываться в памяти. Время и события неумолимо превращали когда-то важное — в отдаленное, меркнущее на фоне встречи с архонтом и потаканием его уговорам попробовать «еще чуточку больше магии». Ред как будто становился неправдой, как для других — архонт. А у неё, вон, наоборот — архонт важен, а Ред, или теперь Дей…