Прежде чем впустить Майка внутрь, гбровец охлопал его. У него был нож, он его сделал из куска большой банки из-под кукурузы, и тщательно заточил о гранит. Такие имелись у большинства вредителей. Их использовали более как инструмент, нежели как оружие. Впрочем, Майк позаботился о том, чтобы спрятать нож в своём жалком, набитом опилками матрасе, перед тем, как идти сюда. Без разницы, насколько эти ножи распространены, они вне закона.

Внутри здания его окутала жара и яркий свет. Майк расстегнул куртку, чего не делал с ранней осени, за исключением еженедельного "скраба" с дезинфицирующим мылом. Восемь месяцев в году вредители дрожали. Но не гбровцы. Для них всё было легче.

Алоиз Лопатински был уорент-офицером*. Не сержантом. Не лейтенантом. Ни то ни сё. У него имелась специальность, которая делала его полезным, но ему недоставало общей значимости, чтобы ему присвоили полноценное офицерское звание. Пока Майк стоял в дверном проёме кабинета N127 и ждал, пока его заметят, этот человек печатал какой-то рапорт с примечательной скоростью.

Долго ждать не пришлось. Лопатински поднял взгляд и сказал:

- Ты кто такой? Чего надо? - Не "Чего хочешь?" - занятный вариант, особенно, в исполнении гбровца.

- Салливан, Майкл, НЙ24601, сэр. Семнадцатый барак, - повторил Майк всё тот же ритуал. Затем добавил: - Джонси на улице сказал, это к вам надо обратиться, чтобы записаться в армию.

- В данный момент, никто ни из одного лагеря в армию не пойдёт. В смысле - ни один вредитель, несколько охранников отсюда уже записались, - произнёс уорент-офицер. - Я здесь занимаюсь тем, что составляю список тех, кто пожелает вызваться добровольцем, если и когда это будет разрешено.

- Хорошо, значит, это мне и нужно. - Майк снова повторил свои данные Лопатински. Гбровец занёс их в список. Затем Майк произнёс: - У меня срок от пяти до десяти. Я попал сюда в 1937 году, значит, через несколько месяцев меня могут выпустить.

- А ты ранняя пташка, да? - заметил Лопатински.

- Ну, типа того, - не без гордости ответил Майк. Он был ранней пташкой по сравнению с каким-нибудь Джоном Деннисоном, однако, после него сюда попало намного больше вредителей. Он продолжил: - Если меня на самом деле выпустят следующим летом, тогда я могу сразу отправиться в армию?

- Вопрос интересный. Насчёт ответа я не уверен. Разумеется, ты тоже не знаешь, выпустят ли тебя по нижнему порогу срока. Но, если тебя выпустят, а война всё ещё будет продолжаться... я не знаю, какими будут условия твоего освобождения. Не знаю я и того, сможешь ли ты пойти добровольцем. Можешь попытаться, и узнаешь, что будет.

- Ладно. Так и сделаю, как будет возможность. Если будет возможность. - Майк поколебался, прежде чем добавить. - Спасибо.

Он часто говорил это слово в адрес охранников. Им, впрочем, было без разницы; он всего лишь вредитель, который пытался подмазать шестерёнки. Произносить это слово от чистого сердца было труднее.

- Не за что, - ответил Лопатински. - А теперь, дуй обратно в барак. На улице холодно, мне это известно.

"А вот здесь не холодно", - подумал Майк. Однако сие саркастическое замечание он оставил при себе. Насколько он мог судить, Лопатински просто не хотел, чтобы он замёрз.

Майк коротко кивнул и вышел. Напоминание о том, что даже гбровец мог оказаться порядочным человеком, было одной из наиболее тревожных мыслей, что беспокоили его в последнее время.

***

Армия и флот США годами знали о том, что, возможно, им придётся сражаться с Японией. Как и любая другая армия мира, они разрабатывали всякие планы на будущее. Любой, даже генералы и адмиралы, видел, что Филиппины, пусть под американским управлением, но находящиеся вблизи потенциального противника, являлись территорией, которую япошки постараются захватить, как можно скорее.

В удержании цепи островов не было ни практического смысла, ни возможности, особенно, при наличии относительно небольшого американского гарнизона, и, пусть и более крупных, но слабее обученных местных филиппинских сил. Следовательно, план состоял в том, чтобы большинство американцев и, как можно больше местных, закрепились на Батаанском полуострове и держались там столько, сколько получится.

Удерживаясь там, они не давали япошкам использовать прекрасную гавань Манилы. И, если бы всё пошло по плану, они бы держались, пока Тихоокеанский флот несся бы во весь опор с Гавайев, чтобы встретиться с японским флотом в морском сражении, по сравнению с которым, Ютландский бой* будет выглядеть сражением игрушечных лодочек в ванне.

Но всё шло не по плану. Тихоокеанский флот уже не придёт. Слишком большая его часть лежала на дне бухты Перл-Харбора. Солдаты, что удерживали Батаанский полуостров, по-прежнему, не отдавали Японии гавань Манилы. Но на помощь им никто не придёт. Рано или поздно им придётся выбросить полотенце*.

Тем временем, что американцы, что филиппинцы сражались отважно. Они удерживали японцев неделю за неделей, месяц за месяцем. Они взяли прозвище, которое носили с некоей извращённой гордостью - Боевые Ублюдки Батаана. Один репортёр написал про них лимерик, один из немногих, что был составлен как надо*:

Мы - боевые ублюдки Батаана

Нет дяди Сэма и папани с мамой

Ни тёти, дяди, брата иль родни

Без лекарей, без самолётов и без пушек

И всем на нас насрать!

Последняя строка, как хорошо знал Чарли, являлась неправдой. Джо Стилу не было насрать ни на тех, кто сражается на Филиппинах, ни на то, что могла означать потеря островов. Однако существовала разница между "не насрать" и возможностью что-то реально по этому поводу сделать.

Эта разница была подкреплена, когда в середине февраля англичане сдали япошкам Сингапур. Желание держаться - это одно. Возможность держаться - это уже другое. Джо Стил принялся заваливать Дугласа МакАртура сообщениями, убеждая того покинуть Батаан и вернуться в Вашингтон для консультаций по поводу его дальнейшего назначения.

Чарли полировал и сглаживал речи президента настолько, насколько мог. Джо Стил злился на далёкого генерала, и это было заметно по всему, что выходило из-под его пера. Несмотря на все сглаживания, МакАртур уклонялся от ответа. Одно из его сообщений гласило: "Я бы хотел разделить судьбу гарнизона. Я знаком с ситуацией на Филиппинах, если для выполнения столь тонкой операции не будет выбран подходящий момент, всё может, внезапно, пойти прахом"*.

- Он не хочет возвращаться, - сказал Чарли Лазару Кагану после прочтения этого сообщения.

Каган взглянул на него, как всегда, не выражая никаких эмоций.

- А вы бы вернулись?