— Вот и я говорю. Пошли?

— Пошли. Спасибо, Толик. Увидимся как-нибудь.

— Надеюсь, не при таких обстоятельствах.

Они спустились на улицу. Волгин хотел рассказать о журнале, но не успел. Из-за угла появились кинолог с овчаркой на поводке и два милиционера. Один, в форме, наверное был участковым. Во втором, одетом в цивильное, безошибочно угадывался оперативник.

— Пусто?

— У него машина была. Метрах в тридцати отсюда стояла. Сел и уехал. Ноги, гад, пакетами обматывал. Сбросил, когда уезжал. Мы их подобрали. — Кинолог указал на участкового, который нёс в далеко отставленной от тела руке какой-то свёрток.

— Я поискал свидетелей, — вступил в разговор оперативник. — Никто ничего толком не видел. Вроде бы стояла там какая-то иномарка. Спортивная, серебристо-голубого цвета. Ни модели, ни номеров не запомнили…

— Машина сочетается с его типом оружия, — усмехнулся Акулов. — Стильный чувак!

Кинолог, присев на корточки, торопливо составлял справку о следе, по которому провела СРС[14].

— Подождите! — крикнул он вдогонку «убойщикам», которые направились к выходу со двора. — Я сейчас допишу. Это ведь вам, наверное, нужно?

— Нет. Мы вообще из другого района, — отозвался Акулов, и Волгин повторно отметил странное выражение его лица:

— Ты весь прямо светишься. Может, объяснишь мне, в чём дело?

— Ты сам не догадался? Мы где-то рядом с преступником. Он не собирался Викторию добивать. Он хотел подкинуть нам очередной ложный след. Как и вчерашним звонком моей матери. Соображаешь? Что надо делать, когда нашли «расчлененку» или сожжённый труп?

— Трясти родственников и ближайших знакомых.

— Правильно! Так же и здесь.

Волгин скептически покачал головой:

— По-моему, ты упрощаешь. Пошли, я тебе кое-что покажу.

В машине он дал Андрею журнал, опустил боковое стекло и закурил, глядя на улицу. Катышев продолжал объясняться с шефом местной милиции. Кинолог посадил своего друга в главковский микроавтобус и отбыл на базу. Ко входу в приёмный покой подкатил реанимобиль, хлопнули дверцы, и люди в белом потащили носилки с пострадавшим.

Акулов выругался нехорошими словами.

— Прочитал?

— Ага.

— Быстро! Что скажешь?

Акулов выругался опять.

— А поконкретнее?

— Хреново пишет этот Сысоев. Ни сюжета, ни стиля. Где он учился? У меня протоколы допросов и то лучше выходят! Надо бы ему рыло начистить, да времени пока нет. Что тут можно сказать? Борисов, падла, слил информацию. Самое интересное, что, когда я говорил с Машей по телефону, когда уговаривал её не приезжать, он вышел из кабинета.

— Подслушивал?

— Вспомни, как он хвалился, что они раздобыли где-то кучу шпионской техники! Вот и для меня, когда уходил, какого-то «жучка» оставил. Я тогда ещё удивился, чего это он таким деликатным стал… Сам я, конечно, тоже хорош. Догадался, откуда эта карточка, которую тиснули на обложке?

— Одна из тех, которые из твоего кармана упали?

— Скорее всего. Я ведь их после этого не пересчитывал, думал, что все подобрали. Ну, Борисов… Такого я даже от него не ожидал! Дождётся он своего часа.

— Сысоев сказал, что фотку нашёл в Интернете.

— Можешь не сомневаться — теперь она там болтается. Он её сам, наверное, туда и запустил. Для подстраховки. Не хотел, мол, никого обидеть. Случайно совпало. Борисов, кстати, с сегодняшнего дня в учебном отпуске.

— С чего ты взял?

— На разводы надо меньше опаздывать, капитан Океанов. Тогда и новости будете знать. Ладно, разберёмся с ними позже. С обоими. — Акулов снова посмотрел на обложку и хмыкнул. — Ну, Вика! Устроила себе… Знаешь, я сначала сильно переживал. И по поводу работы её, и по поводу этого. — Андрей щёлкнул пальцем по фотографии. — А теперь перестал. Как отрезало! Не моё это дело. Она взрослая, сама должна решать. Мало ли что мне не нравится. Как говорит мама, надо идти в ногу со временем.

Волгину показалось, что Андрей не совсем искренен. Не мысли свои говорит, а убедить пытается, в первую очередь себя, что так думать — правильно. Что-либо уточнять или спорить Волгин не стал. Пусть выговорится. Тем более что сам он относился к проблеме, которая возникла между напарником и сестрой после посещения «Ливня», намного проще. Работа Вики предосудительной ему не казалась, а что касается фотографий, то эту тему он вообще не хотел обсуждать. Каждый волен фотографироваться как угодно, главное — принципы добровольности и удовольствия. Правда, неизвестно, что бы он думал, коснись это его самого непосредственно.

— Ты меня слушаешь?

— Очень внимательно.

— Что я сейчас сказал?

— Что надо идти в ногу со временем. Я согласен.

— Понятно… Так вот, повторяю: скорее всего, воскресная стрельба и сегодняшний случай между собой связаны — иначе остаётся подумать, что мы действительно имели дело с сумасшедшим хулиганом, но я в это совершенно не верю. Что получается? В воскресенье этот человек пользуется мелкокалиберным пистолетом, из которого убить кого-нибудь невероятно трудно — и добивается результата. Сегодня он использует профессиональное оружие — и ни в кого не может попасть, хотя я стоял перед окном, как ростовая мишень, и не зацепить меня можно было только в том случае, если специально целиться выше. Какие могут быть выводы?

— Стреляли разные люди.

— Практически невероятно. По-твоему, мы имеем дело с синдикатом полусумасшедших киллеров?

— Почему — «полу»?

— Потому что у него хватило соображения удрать. Нет, в такое я не верю. Перчатки, пакеты, снайперская винтовка, удачная огневая позиция, подготовленный путь отхода — и такой бездарный результат.

— Кто-то хочет помочь Михаилу. Обеспечивает ему своего рода алиби. Дескать, человек сидит у нас, а в это время истинный преступник разгуливает на свободе и пытается ликвидировать жертву, которая осталась жива после первого покушения.

— Такое было бы возможно, будь Михаил на самом деле виноват. Но я не верю в его причастность. Можно сказать, теперь не верю окончательно. Кроме того, откуда у Миши такие друзья в этом городе? Или это из его Шахты срочно прилетела бригада спасения?

— Он привёз на продажу обрез, так что может иметь связи среди оружейников. А там встречаются серьёзные ребята.

— Ты сам в это веришь?

— Нет.

— Слава Богу. Остаётся третий вариант. Преступник не знал, что Вика — моя сестра. Узнав об этом уже после стрельбы, он начинает нервничать. Человек он культурный, интересуется прессой. Сперва на глаза ему попадается статья про ПКТ, и он звонит моей матери. Потом он встречает этот похабный журнал, в котором сказано, что Вика осталась жива, и указано, где она лечится. Тогда он решает сделать вид, что якобы узнал об этом только из прессы и что Вику ему необходимо добить. Время повторного «покушения», я уверен, было выбрано наугад, и то, что я здесь оказался именно в этот момент — случайность. Наверняка он меня разглядел в свою линзу, но ему было на это плевать. Вполне возможно, принял меня за врача. Или вообще не задавался вопросом, кто я такой. Главное для него было — создать видимость серьёзного покушения. Телефонный звонок и стрельба противоречат друг другу. В сумме они дают перебор. Надо было делать что-то одно, но он не профессионал в таких вещах, хотя и считает себя очень умным. Какой следует вывод?