Так морозом по коже и продрало…

Дорогу выбирал лейтенант, мы просто шли за ним, и двигаться в заданном темпе было весьма и весьма непросто. То споткнёшься, то сучок будто нарочно в лицо нацелится или просто валежник под ногой хрустнет, и сердце в бешеном стуке так и заходится. Ещё и шумлю больше остальных, а на пулемёт списать собственную неуклюжесть не получается – все нагружены, всем тяжело.

Вот что значит – не обучен по лесу ходить!

Время от времени Пономарь сверялся с компасом, а примерно через час разрешил сделать пятиминутный привал, потом секунда-в-секунду велел подниматься и двигаться дальше. На точку мы вышли уже далеко за полночь. Сначала какое-то время просто поднимались в горку, а потом послышался плеск быстрой воды на камнях, мы прошли ещё полсотни метров и очутились на краю широкой и глубокой расщелины, по дну которой нёсся бурный поток.

– Почти на месте, – приободрил нас лейтенант и двинулся вниз по течению.

Русло понемногу расширялось, противоположный берег быстро понижался, наш тоже какое-то время шёл под уклон, но после протянувшейся к воде каменистой осыпи, длинной и пологой, вновь начался подъём. Мы взобрались на не слишком крутой пригорок и обнаружили, что чуть дальше речушка вырывается из скального ложа и сильно разливается, превращаясь в широченную заводь, заболоченную по берегам.

Лейтенант оставил егеря и снайпера наблюдать за бродом, а меня с Лизаветой Хорь повёл дальше. Сначала пришлось спуститься в небольшой распадок, затем взобрались на соседнюю высоту с куда более крутыми склонами – со стороны реки она и вовсе обрывалась едва ли не отвесно. Я сдуру подошёл к самому краю и сразу шарахнулся обратно.

Страшно.

Но зато с вершины прекрасно просматривался не только брод, но вся заводь. На небо взошла половинка убывающей луны, в её призрачном сиянии мягко серебрилась спокойная вода, а заросли камыша и подступивший к противоположному берегу лес темнели мрачной чёрной стеной. И – нигде ни огонька.

Я уселся на первый попавшийся камень, скинул со спины ранец и упёр пулемёт прикладом в землю, а мои спутники принялись изучать округу в бинокли. Потом Пономарь сказал:

– Удачней места для переправы в округе не найти, заминируем подходы к броду с нашей стороны и станем ждать. Костров не зажигать, огонь без команды не открывать. Ваша задача: при необходимости подавить стрелков на том берегу. Кто-то там точно останется прикрывать переправу. Сигнал тревоги – двойное уханье филина. Линь!

– Да, господин лейтенант!

– Подготовь три позиции и долго на одном месте не задерживайся. – Пономарь протянул мне малую сапёрную лопатку и предупредил: – Мы ждём операторов, не расслабляйся!

Он затерялся в сгустившейся под деревьями темноте, а я взвесил в руках лопатку.

– Лизавета Наумовна…

– Давай по имени, Петя. Не на приёме в больнице.

– А разница? Там вы врач, здесь лейтенант, – напомнил я и вздохнул. – Ладно, пока стрелковые позиции обустрою…

– Давай. Я покараулю.

Не могу сказать, будто лопатка оказалась совсем уж бесполезна – пусть тут и был один сплошной гранит, отыскал всё же подходящее место и выкопал ямку под отхожее место.

А как иначе? Неизвестно, сколько нам тут ещё куковать.

Пока возился в подлеске, весь взмок, но не из-за физической нагрузки, просто так и казалось, что кто-то в темноте подкрадывается. Потом привык и успокоился. Если разобраться, к нам тут особо не подберёшься. С двух сторон отвесные скалы, с третьей лейтенант с бойцами прикрывает, четвёртая в тылу.

Предполагается ведь, что противник к Эпицентру двинется, а не наоборот, ведь так?

С первой стрелковой позицией я мудрить не стал, просто установил пулемёт на сошки у самого края обрыва, в кустах. Если лечь, только голова и будет торчать, а другой берег весь как на ладони. Тут метров двести пятьдесят, для винтовочной пули – не расстояние.

Вторую огневую точку обустроил куда основательней. На уступе чуть ниже выложил небольшой бруствер из пудовых обломков гранита, перетаскав расколовшийся на части валун. Ну а в третьем случае пришлось поработать лопатой, дабы соорудить нечто, весьма отдалённо напоминавшее лежачий окоп. Не бог весть какое укрытие, но лучше, чем ничего. Если вдруг противник во фланг зайдёт, не будем на виду у него валяться.

Умаялся в итоге так, что к Лизавете едва поднялся, та оценила мой измученный вид и сказала:

– Спи! Первая вахта моя. Разбужу через три часа.

Сил спорить уже не было, я развернул выделенное нам одеяло, накрылся им же и только устроил голову на свёрнутой куртке, как моментально провалился в сон. А когда в оговоренное время растолкали, далеко не сразу сообразил, где именно нахожусь и почему так сильно занемела спина.

Лизавета вручила свои часики и бинокль, и я, позёвывая, отошёл к краю обрыва, уселся рядом с пулемётом. Немедленно начало клонить в сон, тогда свинтил крышку с фляги, плеснул в ладонь воды и протёр глаза. Хватило этого ненадолго, клюнул носом, перепугался, что усну на посту, и от греха подальше поднялся на ноги, встал за сосновый ствол, чтобы с того берега реки не могли заметить даже случайно.

Уже занялся рассвет, и понемногу розовел край неба, затеяли утреннюю перекличку какие-то пичуги, но спать из-за этого хотелось ничуть не меньше. Чуть челюсть не сломал, пока зевоту давил.

Нужно было чем-то срочно отвлечься, и для начала я оценил свой внутренний потенциал – тот прилично просел и уже не превышал моих обычных двухсот килоджоулей, что откровенно огорчило. Начал разбираться в причинах столь серьёзного падения и обнаружил, что дело вовсе не в потере самоконтроля и даже не в коротком сне – энергия не утекала, она гасилась из-за повышенного внешнего фона. У меня-то после резонанса остатки в противофазе остались, а тут от Эпицентра нормальной так и сквозит.

Я подумал-подумал и добавил заземлению второй контур, постаравшись полностью отгородить внутренний потенциал от внешнего энергетического поля. Поддержание такой схемы давалась нелегко, приходилось постоянно уделять ей внимание, поэтому чуть не пропустил нечто выбившееся из тишины предрассветного леса: хруст – не хруст, движение – не движение. Но не пропустил, и остатки сонливости как рукой сняло, аж перетряхнуло всего.

Медленно и осторожно я расстегнул кобуру и выудил из неё пистолет, потянул большим пальцем курок, и металлический щелчок прозвучал неожиданно резко, перекрыв даже птичий гомон.

– Свои! – негромко прозвучал откуда-то сбоку голос лейтенанта, а потом из-за деревьев показался и он сам. – Как тут у вас?

– Без происшествий, – отозвался я, убирая ТТ в кобуру.

Пономарь ненадолго задержался, оценил мои приготовления и дал несколько толковых советов, а под конец напомнил заранее вкрутить в гранаты запалы, что я сделать, конечно же, не удосужился. Просто не подумал об этом, и от стыда сон отступил окончательно.