– Лили, – окликнул ее герцог, – какая у вас фамилия? Я не помню.

– Рассел, – ответила Лили.

– Лили Рассел, я знаю, вы считаете, что мы друг другу не подходим по причинам, не представляющим никакого интереса. А сейчас я изложу те причины, по которым мы друг другу подходим. Эти и только эти соображения вы должны принимать в расчет. Вы – единственная женщина, которую я желаю целовать, просыпаясь рядом с вами каждое утро и засыпая рядом с вами каждую ночь. И все время бодрствования тоже. Вы – первая, с кем я желал бы делить печаль и радость. В вас есть все то, что я хочу видеть в своей жене, в герцогине и, самое главное, в матери моей дочери. Вы – единственная, с кем бы я хотел жить до конца своих дней и ради кого я хотел бы жить.

Он шагнул навстречу онемевшей толпе, и люди расступались, пропуская его к той единственной, без которой он не мыслил счастья, – к Лили. Остановившись перед ней, он опустился на одно колено.

– Дорогая Лили, перед лицом всех этих достойных людей я хочу сказать вам, как сильно я вас люблю. Как сильно я хочу, чтобы вы стали моей женой. Вы выйдите за меня замуж?

Лили оцепенела от шока. Одной рукой она продолжала сжимать ладошку Роуз, и, почувствовав, как та дергает ее за пальцы, опустила взгляд на малышку.

– Ответь герцогу, – наставительно сказала ей Роуз и, улыбнувшись, добавила: – Он тебя любит. Он мне сам сказал.

Лили посмотрела на герцога, по-прежнему стоящего на одном колене, думая о том, что его безупречные брюки безнадежно испачканы. И еще о том, что всех этих великосветских господ распирает от желания узнать, кто она такая. И о том, что, возможно, кто-то уже ее узнал и ядовитые миазмы слухов уже сейчас, стремительно распространяясь, отравляют ароматный воздух парка.

Но разве все это важно?

Вообще-то важно, важно по всем тем причинам, по которым она ушла из его дома еще неделю назад. Но он сказал самое важное, сказал перед всеми. Выходит, он все расставил по местам, и то, что еще неделю назад казалось самым важным, отступило на второй план.

– Вы можете дать мне ответ, Лили? Потому что у меня затекло колено, – произнес он знакомым приказным тоном, который она уже успела полюбить вопреки всему. Как успела полюбить все в нем.

Лили погладила его по волосам, провела ладонью по щеке, уже начавшей покрываться извечной щетиной.

– Да, – тихо шепнула она. Сердцу ее скоро не хватит места в груди.

Он быстро встал и, даже не став отряхивать брюки, взял Лили за одну руку и Роуз за другую.

– Давайте уйдем, – сказал он Лили тихо, чтобы слышала только она, – пока королева не догадалась спросить, что я имел в виду, говоря, что мы друг другу не подходим.

Он пошел сквозь толпу, держа за одну руку Роуз, за другую Лили – и вдруг услышал за спиной аплодисменты. Лили обернулась и увидела Смитфилда, который хлопал громче всех, увлекая других своим примером. Он улыбался, и Лили улыбнулась ему в ответ. И еще Лили увидела в толпе Аннабель и Кэролайн, которые тоже широко улыбались и били в ладоши. Лили чуть было не остановилась, но Кэролайн сделала ей страшные глаза и махнула рукой, мол, иди вперед, не задерживайся, и Лили, последовав совету мудрой подруги и пройдя несколько шагов вперед, вдруг увидела прямо перед собой карету герцога.

Все они молчали по дороге домой. Роуз молчала, потому что она вообще была не слишком разговорчива, если, конечно, не говорила о кошках, а Лили молчала из-за глубокого потрясения. Почему молчал Маркус, она сказать не могла, но только всякий раз, когда она поднимала на него глаза, она встречала его хитрую и многообещающую ухмылку и чувствовала, как по телу разливается приятное тепло предвкушения.

Так что, пожалуй, она знала, почему он молчит.

Они вошли в дом, и Томпсон, переведя взгляд с герцога на Лили и обратно, сообщил Роуз о том, что Партридж только что вытащила из духовки новую партию миндальных пирожных, и спросил, не хочет ли мисс Роуз проверить, хорошо ли они пропеклись.

Роуз сказала, что хочет, и Томпсон повел ее на кухню.

Лили стояла, все еще в состоянии шока, посреди фойе, которое так впечатлило ее, когда она оказалась здесь впервые. И все же впечатление от фойе не шло ни в какое сравнение с тем впечатлением, что произвел на нее хозяин дома. И она определенно не испытывала желания зацеловать фойе до бесчувствия, как не хотела она…

– Можно мы заглянем в вашу библиотеку, пожалуйста? – попросила она.

Он кивнул, взял ее за руку, открыв перед ней дверь и первой пропустил ее в комнату. Затем он вошел сам и торопливо закрыл за собой дверь. И тут же схватил ее в объятия и прижал к себе. Желание волной накатило на нее, но сильнее желания была нежность. Нежность и любовь.

В которой она еще не успела ему признаться.

– Я люблю вас, знаете ли, – сказала она.

Он поцеловал ее в подтверждение взаимности чувств, после чего, отстранившись на расстояние вытянутых рук, с самодовольной миной усмехнулся ей.

– Я знаю.

Лили приподнялась на цыпочки и провела лбом по его щетинистой щеке.

– Я сделал это для вас, – произнес он. – Я знал, что вы не поверите, что я готов ради вас на все, и потому я даже не пытался вас отговорить, когда вы мне отказали. Но я подумал, что, если я попытаюсь это вам доказать, вы согласитесь. – Он поцеловал ее крепко и жадно. – И не прогадаете.

– Так вы потратили такие немыслимые деньги только ради того, чтобы получить возможность высказать все разом и перед всеми заинтересованными сторонами?

Маркус молчал, обдумывая ее слова. Лили обняла его за талию, поглаживая по спине.

– Не только для того, чтобы перед всеми сказать то, что я хотел сказать, – наконец ответил он, – хотя главная цель была в этом. Я люблю гулять в парке, Роуз любит гулять в парке, и вы, насколько мне известно, тоже любите природу. Если я могу доставить радость всем, кто живет в этом городе, то грех такой возможностью не воспользоваться! Я мог бы, конечно, устроить бал… Но, во-первых, Роуз была бы там лишней, да и затащить вас на бал было бы куда труднее с практической точки зрения. А о пользе бала для города вообще речь не идет.

Лили засмеялась, а он продолжил:

– И я хотел создать для вас фон, который лучше всего вам подходит. Не знаю, говорил ли я вам, что, увидев вас впервые, подумал, что вполне мог бы называться герцогом Садовником, а сейчас я и впрямь стал таковым. У меня есть моя Лилия и моя Роза. И сад для них – самое подходящее место.

– Честно говоря, сейчас я предпочла бы оказаться не в саду, а совсем в другом месте, – произнесла Лили и, взявшись за узел его шейного платка, начала медленно его развязывать. – Собственно, мы сейчас именно там и находимся. Я часто думала о вас и представляла нас с вами вдвоем тут, в вашей библиотеке. Так какое же место здесь вы находите самым подходящим: ваш рабочий стол с ненавистным гроссбухами? Или, может, то кресло, куда вы меня усаживали, требуя отчета об успехах Роуз?