Некоторые побеги заканчивались удачно. От беглецов поступали известия, что они прорвались. Конечно, никто не знал, как долго после этого они пробудут на свободе. Большинство беглецов замерзало в тундре или тайге. Часть же снова оказывалась в руках НКВД, которому помогали жившие в тундре кочевники. Таких или на месте расстреливали, или возвращали в лагерь.

Огромная территория от Норильска до Красноярска была практически незаселенной. Первые более-менее крупные поселения встречаются лишь близ Енисейска, а это целых четыреста километров. Вверх от Енисейска начинается край, который больше Германии и Франции вместе взятых, где находится лишь один крупный населенный пункт – город Игарка, расположенный на левом берегу Енисея. На правом же берегу крупных населенных пунктов нет. Тундра была проходима только зимой, поэтому большинство побегов совершалось именно в это время года. Беглецам казалось, что легче справиться с морозом и глубоким снегом, чем с болотами и мошкарой, от которой летом не было никакого спасения. Летом сотни рек, протекавшие по тундре и тайге, становились непреодолимым препятствием. Люди представляли собой наименьшую опасность, поскольку так далеко заходить погоня не решалась. Единственными живыми существами, которых боялись заключенные, были кочевники и сотрудники НКВД.

На Таймырском полуострове жили самоеды, занимавшиеся разведением северных оленей и охотой на песцов. В глубокой тундре, в основном, на побережье рек и озер часто встречались чумы, покрытые шкурами северных оленей. Собаки, весьма похожие на лисиц, чуяли чужого на очень большом расстоянии. Когда собаки начинали лаять, из чума выходил кочевник.

В недалекие времена чужого встречали здесь, словно дорогого гостя. А если у него был с собой еще и спирт, его ожидал самый теплый прием. Ночью к нему в постель ложилась жена или дочь хозяина, что являлось выражением особого внимания. Гостя не спрашивали, кто он, его просто угощали зеленым чаем, который здесь пили с солью и оленьим жиром. Теперь же кочевники начали интересоваться документами незнакомца, а если у него таковых не было, его угощали гораздо лучше. И пока гость наслаждался гостеприимством своих хозяев, кто-то из них уже направился к постам НКВД, которые стояли здесь через каждые триста километров. На оленьих или собачьих упряжках энкавэдэшники спешили на поимку беглеца. За каждого беглеца кочевник получал награду, стоимостью в одну шкурку песца.

Заключенные, стремясь к свободе, не только бежали. В различные министерства Советского Союза направлялись сотни писем, в которых заключенные сообщали, что они нашли золото или другие ценные полезные ископаемые. Большая часть писем была плодом фантазии, но встречались и настоящие находки. Так, известный ученый Глазанов открыл в Норильске залежи урана. Другой заключенный сообщил, что близ Норильска обнаружил нефть. Третий на побережье Тунгуски открыл крупнейшее на сегодняшний день месторождение угля.

Несерьезным и фантастическим было «открытие» Глушкова, который изо дня в день бомбардировал НКВД письмами, в которых сообщал, что построил «летающий велосипед». А мичуринец Горский пытался доказать, что в Норильске можно не только сажать овощи, но и сеять зерновые. Эти люди лишь в редких случаях добивались успеха.

Еще раньше, когда я работал в дудинском порту, и сейчас, в Норильске, ко мне на станции подходили многие люди, называли фамилии заключенных и спрашивали, не известно ли мне что-нибудь о них. Это были женщины, искавшие своих мужей и сыновей.

Уполномоченные НКВД запрещали кому бы то ни было посещать в лагере политических заключенных. Лишь в редких случаях родственники получали разрешение на короткое свидание. Такое разрешение выдавалось только в Москве. И практически не было смысла добиваться разрешения обычным путем, потому что в таких случаях либо просьба оставалась без ответа, либо страдал сам проситель. Но были смелые и отчаянные люди, не имевшие представления о жизни политических заключенных в лагерях и отправлявшиеся в дорогу с верой найти место заключения своего близкого.

В большинстве случаев родственники не знали, где находятся их близкие. На адресе, который сообщил заключенный, стоял лишь номер почтового ящика без обозначения места. Но даже если и место было известно (например, Норильск), территория лагеря была настолько огромной, что практически невозможно было найти того, кого искали. Заключенный, скажем, может находиться в лагпунктах Коларгон или Валек, или на реке Пясина, расстояние между которыми более двухсот километров. Несмотря на это, случалось, что после многомесячных поисков родственники и находили своих близких.

Трудности начинались уже в Дудинке. Для въезда на территорию Норильска нужно было особое разрешение, которое путники должны были предъявить во время высадки с парохода. Не имевшие такого разрешения задерживались на пароходе. Иногда некоторым удавалось избежать контроля в порту, но их тогда подстерегали новые трудности. НКВД строго следил за тем, чтобы не проехало ни одно неприглашенное лицо. В Норильске без такого разрешения невозможно было переночевать ни в одной гостинице. Местные жители могли приютить приезжих лишь за большие деньги. А потом начинались поиски. Несчастная женщина обычно таскала с собой узелок с едой для заключенного. Увидев проходящую мимо бригаду, женщина кричала:

– Братцы, Петрова не знаете?

Но прежде, чем ей кто-то успевал ответить, конвоир грозил ей винтовкой. Целыми днями эти женщины бродили вокруг в поисках того, ради которого и проделали такой путь. Случалось, что заключенные знали разыскиваемого, но не могли сказать, в каком лаготделении он сейчас находится. Однажды случилось так, что по дороге в лагерь к нам приблизился старик и выкрикнул фамилию. Разыскиваемый оказался в нашем лагере. Совершенно случайно конвоир оказался хорошим человеком и разрешил нам взять у старика пакет. Пакет мы счастливо пронесли в зону и там его передали товарищу с приветами от отца. Но подобные случаи были крайне редкими. И родственникам не оставалось ничего другого, как снова отправляться в тысячекилометровый путь домой.

Пронеслась страшная весть – обрушилось здание Большой обогатительной фабрики (БОФ).

При въезде в Норильск, справа, виднелось огромное здание БОФ. Фабрику построили каторжники, жившие по соседству. Это было современное предприятие, оборудование на которое прибывало в больших контейнерах из Америки. На контейнерах были пестрые этикетки с надписью: «От Объединенных наций». С новой фабрики должны были обогащенную руду отправлять на большой завод, построенный в двух километрах от нее. Строительство не прекращалось даже при пятидесятиградусном морозе. Нельзя сказать, что это был первый такой случай, поскольку строительного сезона здесь не существовало. Однако на сей раз либо плохо соблюдалась техника безопасности, либо в чертежи вкралась техническая ошибка, и с наступлением оттепели часть здания обрушилась. Тут же стали говорить о вредительстве каторжников.

Когда до нас дошло известие об этом несчастье, начальник станции спросил у ожидавшего поезд офицера, не знает ли он каких-либо подробностей аварии.

– Ничего особенного не произошло, – ответил офицер.

На вопрос начальника станции, есть ли жертвы, офицер ответил: