Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай выпечки на ужин возьмем? Хочу какао и булочек с корицей.
— Давай. Тогда лучше в пекарню, а не в магазин… сейчас, скажу водителю, чтобы завернул по пути.
Герман работал грузчиком и сторожем на складе единственного большого магазина в Яблоневом. В понедельник я поехала туда, чтобы проверить ход, на который его выбросило со сбоем Марка Золта — «ожило» помещение или осталось заброшенным? А заодно и навязаться хоть на пять минут поговорить. Созвонилась, договорилась на время и не услышала в его голосе явного недовольства моей наглости.
Яблоневый днем не производил зловещего впечатления. Люди, как люди кругом, только мусора больше, стены исписаны и сами дома слишком старые. Не старинные, как в Сольцбурге на историческом пятачке, а именно что старые — возведены в свое время быстро, из дешевых материалов, без расчета на долгое служение. Если тут продавать трехкомнатную, то по цене не потянет и на комнату в городе. И захочешь — покупателей не найдешь, кому нужны трущобы? Кто родился здесь или кого судьба занесла без шанса на хорошую работу и рост, получается, — заложники. В капкане нищеты из которой можно выпрыгнуть, только если есть ум, здоровье, энергия и удача.
Герман встретил меня у ворот и провел в крошечную подсобку при складе. Отдал в распоряжение единственный стул и налил чая.
— Тут заброшек навалом. В основном квартиры, а не будки или павильоны. Я на смену ночную шел, почти девять было, и побежал в ближайший ход.
— Рядом?
— Да, дом за супермаркетом сразу, я провожу показать, это быстро.
— А ты этого человека никак не знал? Район маленький.
— Знал, — подтвердил Герман, — не лично знаком, а видел. Лысый, как колено, пьяница, вечно терся в округе и всех доставал. Работники его «Марик-алкарик» называли, и удивлялись — как он еще умудрялся выпрашивать мелочь у прохожих на водку, под предлогом «на проезд не хватает». Все всё понимали, и жалели. Я только когда в пустую квартиру к нему попал, понял — к кому занесло. Можешь себе представить?
— Что именно?
— Чтобы такой человек на грани был? Все свелось к примитивному, какие здесь могут быть повороты судьбы?
— Ну да, тоже верно. Я заняла твою единственную чашку?
Парень махнул рукой. Он стоял на пороге подсобки. Внутри для двоих места мало — стеллаж с подписанными коробками, откидной стол на цепочках, табуретка, — заполняли все пространство в четыре квадратных метра.
— Ты сказал, что у тебя обед в это время, поэтому я гостинец взяла. Слойки с сыром и ветчиной.
— Не люблю я это.
— Слойки?
— Угощения. Ешь сама.
Не возразив, развернула бумагу, взялась за один и укусила. Запила чаем.
— Герман, мне твоя помощь нужна и дело такое, что пока его нужно держать в секрете от пограничников и наследника.
— О, как. И что же это?
— У тебя времени в обрез, давай я тебе по пути расскажу. За чай спасибо, а остальные слойки оставлю. Не захочешь сам, собачке уличной скормишь.
Юрген раньше донес до Германа все, чем поделились старосты. А вот о моих «приключениях» в прошлом я рассказала ему первым из нашей компании, придержав эту новость для остальных. Марк Золт, если так можно сказать, наш общий вызов, и я хотела прояснить детали.
Герман не удивился. Даже ничего не переспросил и не уточнил. Выслушал, кивнул:
— Это хорошо. Так чем я могу помочь?
— Заглядывай в тот ход, с которого ты прыгнул на сбой, и проверяй квартиру Марка. Должны пойти изменения, и мне нужно знать — на какой день. Оба этих помещения могут «ожить», может оказаться, что в них давным-давно кто-то живет или работает. Второе — каждый день упоминай «Марика-алкарика» среди работников и уследи, когда его начнут забывать. Что никогда лысого алкаша здесь и не видели. И отправь мне сообщение или позвони, как только заметишь перемены.
— Со вторым труднее, я не чешу языками с коллективом, только слушаю, если мимо иду. Смена поведения будет смотреться странно.
— Герман, не больше трех-пяти дней. Пожалуйста, это важно.
Он поморщился, затер затылок ладонью, словно разогревал место ушиба, и буркнул:
— Если очень, то ладно.
С ходом ничего еще не случилось. Квартира на первом этаже обычной панельки, — дверь фанерная, комната и кухня пустые, облезлые обои, бетонный пол и мощный запах аммиака. Герман пояснил, что помещение поэтому и безлюдно, — старуха-кошатница умерла два года назад, а родственники пытались избавиться от запаха, вывезя мебель и убрав покрытие пола. Не помогло. Больше в ремонт вбухают, чем смогут выручить с продажи, да и рынок недвижимости в Яблоневом мертв. Бросили.
На адрес Золта я пошла одна. Тоже не далеко, но времени на проводы у Германа не хватило. Чтобы не выпасть на «кораблик» я заложила коридорной тумбочкой дверь, так она не захлопнется, и спокойно обошла жилье, — мне хотелось выяснить, почему молодой парень со способностями и перспективами пришел к такому итогу? Марк, в свои восемнадцать, выбрав обучение, карьеру и переезд в столицу, через тридцать лет оказался пьяницей в самом трущобном районе Сольцбурга. Как?
Частный дом, в котором проживал ныне благополучный Анатоль, хозяин собаки Динь-Динь, очень походил на эту квартиру. Ничего, что говорило бы о том, чем человек занимался по жизни, ничего о хобби, никаких альбомов или фотографий, — безликое все. Холодильник с открытой консервой, пивом и старым хлебом в целлофане. Анимо, кнопочный и древний, зарядка к нему. Телевизор. Лекарства, что-то для печени, если память не изменила мне с названиями медикаментов. Ни книг, ни газет и журналов, — пусто. Но, опять аккуратно порывшись вилкой в ящике шкафа, я нашла под несвежей одеждой медицинскую карту. Марк или нарочно, или по забывчивости, не сдал ее в поликлинику, а принес домой.
Не рискнув унести, сделала снимки обложки, страниц и всего, что было внутри как вкладыш. Пока не сработали законы исчезновения, переслала Юргену на расшифровку.
Он перезвонил мне минут через сорок, когда я уже ехала обратно на монорельсе. Людей было очень мало, и я смогла говорить без помех. Гул самого вагона тоже не перебивал.
— Твой Золт хроник. Покалечился еще в юности, что именно, только по старой карте можно сказать, если такую найдешь. Травма головы, позвоночника, последнюю операцию ему проводили двенадцать лет назад, заметки от онколога годовой давности, но лечиться он не стал, судя по отсутствию дальнейших отметок врача. На обложке аббревиатуры «б.р.» с прочерком — ближайших родственников нет. «И. III гр.» — это инвалидность третьей группы. «О.т.» — ограниченная трудоспособность.
— Спасибо, Юр.
— Пожалуйста, мотылек. Ирис, я сегодня немного позже приду. Коллега попросила помочь, нужны лишние руки донести тяжелое и большое до дома.