Теперь она спрашивала о работе. Я вяло врал про командировки во Владивосток и думал о том, как же начать серьезный разговор.

Наконец, когда пошла третья чашка чая, я не выдержал.

– Мам, – сказал я. – Мне надо уехать. Надолго, очень надолго.

Она споткнулась на полуслове, замолчала. Поправила теплую шаль, накинутую на плечи, и облокотилась о стол.

– Может, хватит мотаться? – тихо спросила она. Я отрицательно покачал головой. Мама только вздохнула и налила себе еще чаю.

– Когда едешь? – спросила она.

– Сегодня, – не раздумывая отозвался я. – Вечером.

– И на сколько?

– Не знаю. Может, на несколько лет.

– Да что же это за работа! – возмущенно сказала мама. – Ну хоть платят хорошо? Если меньше пяти тысяч, бросай ее, ищи новую.

Я улыбнулся. Как-то не думал никогда о том, что работа спасителя мира должна оплачиваться. Интересно, платят ли зарплату суперменам?

От сердца отлегло. Я вдруг понял, что дико напряжен, и расслабился. События последних часов померкли, подернулись дымкой. Я знал, что кошмар вернется, знал, что во мне заново проснутся гнев и ярость. Но сейчас на углях ярости был пепел. Я больше не мог думать о Фло. Больше не мог вспоминать кошмар, творившийся снаружи. Я был дома. У мамы.

Я снова подумал о том, как часто мы забываем родителей. Привыкаем, что они всегда рядом. Но стоит чему-то случиться с ними, и оказывается, что ближе и дороже людей у нас нет. Конечно, разные родители бывают, разные дети. Но я говорю о нормальных семьях, о том, как должно быть в идеале…

– Игорь, – позвала мама. – Ты меня слушаешь или опять витаешь в облаках?

Я сконфуженно кашлянул и потянулся за чаем.

– Слушаю, конечно…

Мама рассказывала о соседке. О том, как им меняли счетчик электричества и перепутали с маминым. Я пил чай и думал, что если с мамой что-то случится из-за меня, то я себе этого никогда не прощу.

– Мам, – сказал я, прервав гневную тираду в адрес ЖЭКа. – Послушай, у меня к тебе важный разговор.

Мама недовольно поджала губы – она не любила, когда я ее перебивал, но замолчала.

– Мам, – повторил я, собираясь с духом. – Я уезжаю. Надолго. Пока меня не будет, тебе может грозить серьезная опасность. Из-за меня.

– Так. Что такое?

– Ну, есть люди, которые желают мне зла. Они могут навредить тебе.

– Ты что! – испуганно крикнула мама. – С бандюками связался? Да как ты посмел! Ты что, наркоту возишь, да? Да ты…

– Нет, нет, нет, – я замахал руками. – Наоборот, понимаешь, наоборот!

Мама нахмурилась и замолчала. Она была сердита.

– Я жду объяснений, – строго сказала она. Ага, объяснений, как же. Я не мог ей рассказать об Астрале. Она бы решила, что ее сын сошел с ума.

– Тут, понимаешь, такое сложное дело… – начал я.

Пришлось на ходу придумывать детали. С фантазией у меня всегда было хорошо, так что после секундной заминки я уже заливался соловьем. По моим словам, выходило, что я работал на могущественную организацию. Туманными намеками я дал понять, что работаю во благо родины, да и всего мира – при этом я ничуть не кривил душой. Что, дескать, мне приходится выполнять ответственнейшие задания… Закончил я свое повествование словами – «не имею права рассказывать».

Мама молча слушала, то скептически поднимая бровь, то хмурясь. Она и верила мне, и не верила. Она чувствовала, что я говорю правду. Но не всю. И что всю я ей никогда не скажу. Под конец она вздохнула и успокоилась.

Хорошо общаться с людьми старшего поколения, бывшими законопослушными гражданами при прошлой власти. При словах «служба», «долг», «секретно» и «не имею права рассказывать» их глаза немного стекленеют и лишних вопросов не возникает.

Вот и на этот раз мама просто замолчала, смирившись с тем, что ее сын попал в жуткий механизм и стал одной из шестеренок. Я видел, что это ей не нравится, но все же она полагала, что это лучше, чем торговать наркотиками. Если бы мой рассказ был правдой, то на месте мамы я бы не был уверен в этом. Кто знает, что лучше – травить людей морально или физически.

Но мой рассказ был вымыслом. Не целиком, не полностью – иначе мама уловила бы фальшь.

Мама вздохнула и, посмотрев на меня поверх очков, тихо спросила:

– И что мне грозит?

– Вражеские агенты, – выпалил я, молясь, чтобы это не звучало по-идиотски.

Но мама поверила. Прошло. Она, видимо, много смотрела телевизор, и слова «вражеские агенты» вполне вписывались в ее картину мира.

– И что ты предлагаешь?

– Домик в Альпах, – наугад выпалил я, размышляя о том, как Мирной отнесется к тому, что в мире Странников, недалеко от Храма Источников, поселится моя мама. Вообще-то я не видел в этом ничего особенного. Хранители часто жили семьями. Освоится и мама. Привыкнет. Нечего ей больше делать на Земле, рядом с «Астралом-2». Как, впрочем, и мне.

– Нет, – сказала мама.

Я удивленно вскинул брови и даже немножко подался назад. На отказ я не рассчитывал… Такого я просто представить себе не мог. Кажется, я даже не подумал о том, что делать, если мама откажется. Но, может быть, я просто не расслышал…

– Что ты сказала? – переспросил я.

– Нет, – повторила она тверже. – Никуда я не поеду. Здесь мой дом, здесь моя работа, здесь мои подруги. Я слишком стара, чтобы пускаться в такие авантюры.

– Да ты что, – поразился я, – мам, это же Альпы! Жить можно прямо в лесу, прекрасный климат, чудесные люди. Земли – завались, хочешь дом свой строй, хочешь огород размером в гектар…

– Да ты с ума сошел! – возмутилась мама. – Какой огород? Мне и здешнего хватает. Не поеду я никуда. Как жила здесь, так и буду жить.

– Мам, ну это опасно, понимаешь? Ты можешь пострадать из-за меня…

– Ничего. Привыкла. У нас в стране можно пострадать в любой момент и без всякого повода.

Я беспомощно развел руками. Удивление, возмущение – эти чувства вытеснили все остальные. Ну как же так можно, променять заграничный рай на комнатушку в подмосковном поселке? Быть может, рассказать ей правду? Что не Альпы, не заграница, а другой мир? И что в соседях у нее будут не буржуи, а маги из других реальностей? Да нет, не выйдет. Она посчитает меня сумасшедшим. Конечно, в конце концов я смогу ее убедить. Рассказать о магии, продемонстрировать пару эффектных трюков… Но не сразу. Может, через месяц, через два – не раньше. Но у меня нет этого времени, просто нет. А если уж она узнает, что там нет телевизора и даже электричества – обида будет на всю жизнь.

– Ну ладно, – сказал я и поднялся, – мне пора.