– София, дорогая!.. Мы так беспокоились… Ты где? – И мама сразу начала плакать.

– Я на острове, мама. Все хорошо. Пожалуйста, прости, прости, что я не звонила и не писала. Я так по вам соскучилась…

В горле встали слезы. Она попыталась проглотить их и изобразить нормальный голос, но тот все равно звучал нечетко.

– София, ты плачешь?

– Нет-нет, я просто слегка простудилась.

– Дорогая моя девочка… Приезжай домой!

– Мама, я скоро приеду, обещаю. Я только должна здесь кое-что закончить. Приеду еще до начала лета.

– Мы можем приехать, навестить тебя…

– Нет! Не надо! Я хочу сказать, что это будет слишком сложно. Обещаю, что скоро приеду домой.

Они немного поговорили, но Софии так и не удалось до конца прочистить горло от плача.

– Могу я попросить тебя о паре вещей? – спросила она перед тем, как закончить разговор.

– О чем угодно.

– У меня есть подруга, у которой кое-кто умер. Вернее, у нас скончался общий знакомый. Не могла бы ты послать ей от моего имени цветы и карточку? С острова это сделать немного сложно… Но, пожалуйста, пошли их дня через два, когда она успеет слегка прийти в себя.

И когда Освальд уже уедет от нее и не сможет их увидеть.

– Конечно, дорогая, я все сделаю.

– Ее зовут Ванья Фриск. – Она продиктовала маме адрес. – На карточке напиши только: «Сочувствую вашему горю, София» – и номер моего мобильного телефона.

– Я этим займусь.

– Спасибо, мама. И еще одна услуга…

– Что угодно.

– Мне нужно немного денег. Обещаю вернуть, когда приеду домой.

– Сколько?

– Тысяч десять. Это для одной вещи, которую мне надо сделать. Я обязательно с тобой расплачусь.

– Они тебе там что, не платят зарплату?

– Конечно, платят; это нужно кое для чего еще.

– Естественно, ты получишь деньги. Я положу их на твой счет. Подойдет?

– Да, спасибо.

– Ты не можешь освободиться на выходные и приехать в гости?

– Скоро, обещаю. Но не сейчас.

Закончив разговор, София села и посмотрела в окно. На березах начали появляться малюсенькие листочки, которые образовывали окутывавшую деревья зеленую вуаль. Это напомнило Софии о первой весне с Беньямином. Как же ей избавиться от воспоминаний, причиняющих такую боль? Она подумала о словах Симона о том, что Освальд что-то скрывает. Мысли ее пустились бродить по усадьбе и остановились на чердаке. Она встала и подошла к настенному шкафчику для ключей. Тот был открыт, но ключи от навесных замков с чердачной двери отсутствовали. Вероятно, Освальд забрал их с собой. Это лишь разожгло ее любопытство. «Что у него там может быть такого ценного? – задумалась София. – Значит, наверху наверняка есть камеры. Другой экран. Клавиатура, которую ему не хочется, чтобы кто-нибудь обнаружил». Она вспомнила, как энергично он выпроваживал ее вон, когда устанавливали систему. Хотел лично заниматься всем в усадьбе… Мысли потянулись к его комнате. Там София бывала нечасто, но иногда приносила разные вещи или прибиралась, когда Освальд жаловался, что хозяйственный отдел схалтурил.

Часы показывали всего половину седьмого – еще полчаса до того, как персонал начнет спускаться из своих комнат на завтрак.

Дверь в его комнату стояла приоткрытой. Вообще-то это была целая квартира из трех комнат, напоминавшая апартаменты гостей в домиках: спальня, большая гостиная и примыкавший к ней личный спортзал. Здесь имелись все новейшие тренировочные снаряды, и персоналу доступ к ним был воспрещен, но гости-знаменитости тренировались здесь вместе с Освальдом. В спортзале также имелся солярий.

Открыв дверь, София услышала слабые голоса и подумала, что там кто-то есть, но оказалось, что это просто работает телевизор. Комната выглядела чистой и свежеуббранной. София долго искала экран, но ни в гардеробах, ни в шкафах его не нашла.

«Телевизор, – подумала она. – Камеры могут быть подключены к нему». На журнальном столике лежали два пульта. София взяла один из них. Выключила и включила телевизор, а потом переставила его на режим DVD. Второй пульт состоял из нескольких пронумерованных кнопок и двух кнопок побольше, разных цветов. София нажала на красную кнопку, и экран телевизора из серого превратился в сверкающе-синий. Когда она надавила на кнопку с номером «один», на экране появилась комната, снимаемая сверху.

Картинка шла с камеры из их с Беньямином бывшей комнаты. Там теперь жил кто-то другой, но София узнала настенное зеркало, которое Беньямин с большим трудом привез ей через пролив. «Вот тебе и чертов деньрожденный подарок», – подумала она, вспомнив день, когда Освальд сказал, что в качестве подарка на день ее рождения камеру в их комнате не установят.

И тут ей в голову закралась мысль…

В тот вечер, когда они собирались бежать, все вышло совсем не так, как она думала.

Возможно, она неправильно оценила поступок Беньямина.

София сидела на диване Освальда и размышляла. И тут в дверь вдруг тихонько постучали.

* * *

Первый шаг я предоставляю сделать ей. Жду. Знаю, что он последует.

Как-то вечером мы сидим на холме и смотрим на море. Ночь Мерцают звезды. Я привел ее сюда намеренно.

Знаю, что она любит сидеть здесь со мной.

Поначалу она просто молчит, но затем ломает лед.

– Я думала о том, что ты сказал.

– О чем?

– В смысле, о мамаше с папашей. Что без них было бы лучше.

– Вот как?

Я притворяюсь удивленным. Хочу представить дело так, будто это ее собственная идея.

– Ну, и что, по-твоему, нам надо делать?

– Отделаться от них, в смысле по-настоящему, – говорит она. Голос у нее дрожит.

Вступает на опасную почву. Боится, что я запротестую.

И я протестую, но лишь чуть-чуть.

– Ну, не так уж все страшно. Я хочу сказать, что они ведь тебя не лупят.

– Нет, но они делают кое-что похуже. Они меня выживают. Пялятся на меня так, словно я уродина.

Она опять замолкает, надолго.

Тогда я оборачиваюсь и смотрю на нее, изображая искреннюю теплоту.

– Я помогу тебе, с чем захочешь, – говорю. – Ты же знаешь.

– Но если они исчезнут… – Она осторожно прощупывает почву. – Если они исчезнут, тогда получится, что только ты и я?

– Только ты и я, – многозначительно заявляю я.

София выключила телевизор, положила на место пульт и подошла к двери. Тут вновь раздался стук, на этот раз более сильный. У нее участился пульс. Она обдумывала, не пойти ли спрятаться в гардероб, но все-таки открыла. Снаружи стояла Корин из хозяйственного отдела с большим подносом в руках и удивленными глазами смотрела на Софию.