— Так кто ж спорит, Яков Кириллыч, — с готовностью отозвался Востряков. — Это молодёжь куролесит, а мы – службу несём. Правильно, Тимофей?

— Правильно, правильно, — Ложкин залихватски поставил на место обойму пистолета.

— Всё, я дома, если что. Анатолий, позвоните Людмиле, успокойте, скажите, что всё штатно прошло. Волнуется же. Не звонили ведь ещё?

— Никак нет, — Шугаев захлопал на Гурьева пушистыми ресницами. — Сейчас позвоню, Яков Кириллович.

— Нехорошо, Анатолий, — укоризненно поджал губы Гурьев. — Работа – это очень правильно, здорово, мужчина без работы – не мужчина, не человек. Как и без семьи. Всё, занимайтесь.

— Вот, — с придыханием проговорил Шугаев, когда Гурьев вышел из кабинета. — Даже жену знает, как зовут. Вот – человек! — И посмотрел на Коновалова: – Понял, гад, какие люди из-за тебя ночей не спят?! У-у-у… Была б моя воля… Как он этого… С «вальтером» который, — я и ахнуть не успел, — а он… Я-то думаю: чего это он с тросточкой, как пижон?! А это… Р-раз! Р-раз! С оттяжечкой! От плеча – пополам… Да-а-а!

— Он ещё и не так умеет, — поддел Ложкин.

— У-у, — опять с ненавистью посмотрел Шугаев на своего предшественника. И повторил: – Была б моя воля…

Его воля – не твоя, подумал Востряков, протирая ветошью ствол оружия. Не твоя – его. И увидел Бог, что это хорошо.

* * *

— Дарья звонила, — пробурчал заспанный Шульгин, когда он вошёл. — Раз сто. Как там всё? В цвет?

— Выучил, — усмехнулся Гурьев.

— С тобой и не то ещё выучишь, — отпарировал Денис.

Раздался низкий звук зуммера «Касатки». Гурьев снял трубку:

— Слушаю, Гурьев.

— Гур! — он услышал, как девушка громко вздохнула, переводя дух. Слышимость в «Касатке» была отличной. — Гур. Слава Богу. Ты… не ранен?!

— Да тьфу на тебя, — рассердился почти натурально Гурьев. — Какие ещё ранения?! Тоже мне, Верден, штурм Перекопа. Ложись-ка ты спать, дивушко. Я завтра заеду. Мне, видишь ли, тоже иногда поспать требуется. Все вопросы задашь мне завтра. Договорились?

— Нет. Ты не договариваешься – ты приказываешь, — грустно сказала девушка. — А я – слушаюсь и повинуюсь.

Пока, подумал Гурьев. Это – только пока.

— Но главное – ты жив. Всё остальное можно потом. Спокойной ночи, Гур. Я тебя очень люблю. И Арон Самойлович с Брайной Исааковной тебе привет передают. И Дина. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дивушко.

Гурьев разрешил себе поспать на час больше – подъём не в пять, как обычно, а в шесть. Окончательно проснувшись, позвонил Широковой:

— Сегодня заканчивается твой больничный, Танечка, — с некоторой доли издевки сказал он в мембрану микрофона. — Приходи на работу, всё, в общем, закончилось. Новая метла, что вместо Коновалова, ещё по тебе пройдётся крупным наждаком, но ты не волнуйся – добрый волшебник товарищ Гурьев держит руку на пульсе событий.

— Яшенька…

— Всё-всё, слюни и сопли – это потом, при случае. Давай, займись делом. Я в школе до трёх сегодня. Целую ручки, — он повесил трубку, не дожидаясь окончания Татьяниных излияний.

Едва он переступил порог Ароновых хоромин, Даша кинулась ему на шею:

— Гур! Гур…

— Ну, ну, — он тихонечко отстранил девушку, покачал головой, улыбаясь. — Не надо из меня героя делать. Не надо. Всё, в общем, нормально.

— А Ферзь? — тихо спросила Даша.

— Какой ещё Ферзь?!

— Гур. Я знаю. Что с ним?

— Он там, где ему следует быть, — спокойно и бестрепетно глядя в глаза девушке, ответил Гурьев, вспоминая, как знакомо дрогнули в ладонях рукояти Близнецов. — И это всё, что тебе следует знать. Пожалуйста, дивушко. Пожалуйста.

— Ты убил его. Приговорил – и убил, — ответила Даша. — Я знаю. А ты знаешь, что чувствует человек, когда из-за него погибают люди? Ведь ты знаешь это, Гур. Правда?

— Знаю, дивушко. Если тебе станет от этого легче, знай: я убил его в бою. Не безоружного. И то, что я убил, давно, очень давно, не было человеком. Тебе не о чем переживать – это правда. Я никогда не лгал тебе – не лгу и сейчас.

— Не лгал – но и всей правды не говорил.

— Никто не знает всей правды.

— Никто, — согласилась Даша, опуская голову. — Никто. Это же ужас, Гур. Ты. И ещё – столько людей. Вокруг меня. Из-за меня. Что же будет, Гур?! Как же я смогу вам всем это вернуть?! Отплатить?! Разве я смогу?!

А ведь это – только начало, подумал он. Только начало. И проговорил, беря в ладони Дашино лицо:

— Я тебя научу, дивушко. Обещаю.

* * *

Около часу дня в школе появился недоспавший, но деятельный и озабоченный, Шугаев. Маслаков, увидев, как тянется перед Гурьевым человек в форме лейтенанта госбезопасности, похоже, осознал, что конец света в одной, отдельно взятой, местности, уже наступил, — выражение морды на заднице, во всяком случае, было именно таким. Что же касается всех остальных – их, вероятно, и появление наркома товарища Меркулова с докладом не слишком-то удивило бы. Гур Великолепный – что ещё к этому добавишь?!

— Вы напрасно так бегаете, Анатолий, — мягко укорил Гурьев лейтенанта. — Вы учитесь связью пользоваться. Позвонили бы – я бы зашёл.

— Да вы что, Яков Кириллович, — запротестовал уполномоченный. — Да мне вас и тут беспокоить неловко! И вообще, на машине же я…

— Вот в школе меня как раз и не нужно беспокоить, — улыбнулся Гурьев, возвращая лейтенанту папку с просмотренными и подписанными протоколами. — Дети уже меня и так на руках носят, а после столь явно обозначенного пиетета доблестных органов к моей персоне совсем с катушек съедут. Так что если какие вопросы – звоните, телефон знаете.

— Я вас ещё что спросить хотел, Яков Кириллович, — сказал Шугаев, прикрывая ладонью растягиваемый зевотой рот. — Извиняюсь. Не выспался… Насчёт гражданки Широковой с кем можно переговорить? Она же тут работала?

— Что значит – работала? — Гурьев, чувствуя, как поднимается адреналиновая волна, воткнул в лейтенанта взгляд, от которого у Шугаева волосы зашевелились на голове. — Что с ней?!

— Так… У подъезда… Часов девяти около…

Кто, кто ещё, в бешенстве подумал Гурьев. Я уже предупреждал – не сметь касаться моих женщин. Я предупреждал – или нет?! Я ничего не почувствовал. Ничего. Я ничего не чувствую. Не чувствовал к ней – поэтому?! Поэтому. Я виноват. Я.

— Подробности.

— Так мне буквально перед отъездом к вам доложили же. Коновалов фамилию назвал, я потому и сопоставил… Ножевое ранение в шею, Яков Кириллович, — успокаиваясь, договорил Шугаев. — Летальный исход – без вариантов. А Вы…