Напряженная обстановка складывалась в ноябре 1917 года и на Кубани. Хотя в это время правящие казачьи органы полностью контролировали положение в пределах области, здесь нарастала революционная активность различных слоев населения. Так как одним из самых значительных очагов напряженности становится столица Кубанского войска, краевое правительство задержало в Екатеринодаре некоторые казачьи подразделения, которые должны были отправляться на фронт. К тому же весь их личный состав исправно выполнял приказы командования и являлся надежной опорой краевых властей. В городе в это время дислоцировались 1-я и 2-я сотни и штаб 1-го Екатеринодарского полка, Кубанский гвардейский дивизион, 1-я и 7-я запасные сотни и штаб 1-го запасного казачьего пластунского батальона, четыре роты и штаб 13-го Кубанского пластунского батальона, караульная команда 2-го Екатеринодарского полка, школа прапорщиков, несколько взводов запасной батареи, две роты и штаб 233-й Донской пешей дружины, четыре роты 214-й команды выздоравливающих и военно-фельдшерская школа [156]. Надежных и боеспособных частей, бывших в распоряжении властей, насчитывалось в общей сложности около двух полков [157]. Их присутствие и относительная слабость местных просветительских образований не давали возможности последним осуществить успешное вооруженное выступление.

На территории области в распоряжении краевого правительства было несколько прибывших с фронта казачьих полков и пластунских батальонов, ряд подразделений туземного корпуса. В то же время настроения казаков этих частей были довольно оппозиционными по отношению к казачьим властям. Даже официальный орган казачьей администрации газета «Вольная Кубань» прямо отмечала, что надежды местного правительства на поддержку прибывших с фронта воинских частей не оправдались, ни одна из них не подчинилась приказам [158]. В такой ситуации кубанское правительство начинает формирование добровольческих отрядов, состоявших главным образом из офицеров и юнкеров.

Определенное беспокойство высших органов казачьего управления вызывали настроения не только казаков-фронтовиков, но и станичников. В ноябре жители Кореновской, Крымской, Тимашевской, Усть-Лабинской и некоторых других станиц выражают недоверие войсковому атаману А.П. Филимонову и главе краевого правительства Л.Л. Бычу. Казаки требовали удаления из области подразделений туземного корпуса и добровольческих офицерских отрядов, считая, что их присутствие может дать повод для посылки на Кубань советских отрядов и создает угрозу вероятных боевых столкновений. А в ряде случаев станичники прямо высказывались за поддержку Советов рабочих, казачьих и солдатских депутатов [159].

В ноябре на территорию области продолжали постепенно возвращаться отдельные казачьи части. По свидетельствам очевидцев, они приходили с фронта с революционными лозунгами и большевистскими идеями [160]. Больше всего казаки-фронтовики стремились к миру. Когда по пути домой они узнавали о начавшемся вооруженном противоборстве своего правительства и Совнаркома, неминуемо грозившем перерасти в крупномасштабные военные столкновения, это вызывало у них бурное негодование. И в этом плане они были настроены довольно решительно. Этими настроениями умело пользовались в своих целях местные большевики. Например, когда членам екатеринодарского комитета большевистской партии стало известно о недовольстве казаков прибывшего в область одним из первых 1-го Екатеринодарского полка, они направили к ним своего представителя. Прибыв в ст. Ново-Титаровскую, где располагались подразделения полка, он установил связь с комитетом 6-й сотни и совместно с его членами развернул агитацию среди казаков [161]. Во многом под влиянием большевистской пропаганды против власти войскового атамана и правительства выступили казаки-фронтовики станицы Марьинской [162].

В оставшихся на фронте кубанских полках постоянно усиливалась настороженность казаков по отношению к командному составу. Так, свое недоверие к командирам казаки 1-го Кубанского полка объясняли тем, что офицеры все от них скрывали и не говорили правды о положении дел в стране [163]. В то же время, несмотря на заметное увеличение критических и прямо оппозиционных высказываний и действий в адрес высших органов казачьего управления, основная масса станичного и армейского кубанского казачества в ноябре 1917 года еще не вышла из сферы их влияния.

К концу осени 1917 года чрезвычайно тяжелая обстановка сложилась в Терском казачьем войске. Здесь до предела обострились межнациональные отношения, что могло привести к масштабной межнациональной войне между казаками и горцами. Одним из первых серьезных вооруженных столкновений между ними стало нападение чеченцев и ингушей на станицу Фельдмаршальскую и ее поджог [164]. Войсковое правительство оказалось в сложном положении. Его определенная растерянность, отсутствие действенных мер политического характера по поиску путей нормализации ситуации вызывали растущее недовольство казачества. Генерал А.С. Лукомский, находившийся тогда во Владикавказе, отмечал, что в конце ноября в некоторых станицах Терского войска «началось брожение» [165]. Атаман и правительство еще контролировали положение, но оно продолжало осложняться. Они обратились к донским властям с просьбой о помощи и присылке на Терек донских казачьих частей. В ответ на это атаман Каледин сообщил, что «реальными силами Терскому войску помочь не может» [166].

Под впечатлением от сообщений о беспорядках на Тереке и бесчинствах горцев многие фронтовые казачьи полки начали настойчиво ходатайствовать об их безотлагательной отправке в пределы края. Причем дело доходило до того, что казаки некоторых находившихся на Кавказском фронте подразделений, как, например, 1-го Горско-Моздокского казачьего полка, 1-й и 3-й Терских казачьих батарей, в случае отказа грозились самовольно покинуть позиции. Командованию ничего не оставалось, как разрешить их отвод в Терскую область [167]. Казачьи лидеры надеялись, что прибытие казаков-фронтовиков придаст им необходимую военную силу и авторитет и хотя бы частично стабилизирует внутриполитическое положение в крае. Но вопреки этим надеждам фронтовое казачество отказывалось послушно исполнять приказы и начинало открыто выражать неудовольствие действиями войскового правительства. Оно, по их мнению, не способствовало снижению напряженности в межнациональных отношениях и установлению мира и спокойствия. Не последнюю роль в росте таких настроений играла и различная революционная пропаганда. Отчетливо представляя угрозу, таившуюся в поведении казаков-фронтовиков, войсковой атаман М.А. Караулов 27 ноября разослал телеграмму с предписанием отпустить вернувшихся с фронта казаков в месячный отпуск. Согласно этому приказу уже 1 декабря по домам был распущен личный состав 2-го Волгского полка [168]. Станичная среда должна была оказать благотворное воздействие на взгляды и настроения фронтовиков. К тому же основная часть казачьих полков еще оставалась на фронте, и войсковое правительство не отказывалось от попыток возможного вовлечения казаков-фронтовиков в орбиту своей деятельности по их возвращении.

После значительной подготовительной работы 1 декабря во Владикавказе состоялось учредительное совещание войскового правительства, ЦК Союза объединенных горцев Кавказа, Союза городов Терско-Дагестанского края, на котором было официально объявлено об образовании объединенного Временного Терско-Дагестанского правительства. В него вошли атаман М.А. Караулов, чеченский нефтепромышленник Т. Чермоев, ингушский лидер В. Джабагиев и другие известные политические деятели края. Новое правительство попыталось взять ситуацию в области под полный контроль и стало вырабатывать политические пути нормализации весьма сложной и противоречивой обстановки. Но при этом оно столкнулось с очень большими проблемами, разрешить которые оказалось не в состоянии.