После этого нужно было связаться со старейшиной Орели. Когда Софи назвала ее имя передатчику, внутри все сжалось.

Ответившая Орели была не одна. Рядом с ней стоял Терик, который сообщил, что его приставили следить за разговором, чтобы не допустить заговора.

Софи смотрела на них, гадая, не говорит ли с теми же старейшинами, которых слышал Тэм в Диколесье.

От одной только мысли внутри все сжалось.

– Что-то не так? – спросила Орели.

Софи хотела было кивнуть, но затем вспомнила ночь, когда Орели рискнула всем, чтобы передать ей тайник Кенрика.

Терик тоже всегда стоял на ее стороне.

– Просто беспокоюсь за гномов, – сказала она. – Не понимаю, как так вышло.

– Мы тоже, – пробормотал Терик, – и вот.

Вот оно.

Софи заметила страх, сквозь который чувствовался стыд.

Через мгновение они исчезли.

Но она точно все видела.

Значит, Совет действительно знал – но у Софи не было доказательств. И, в любом случае, Совет все равно заявил бы, что у них были свои причины.

Мистер Форкл тоже так сказал, но… ради чего можно было предать гномов?

– Ты меня слышишь? – окликнул старейшина Терик, напоминая о себе.

– Простите, что вы сказали? – очнулась от своих мыслей Софи.

– Я спрашиваю, как дела в Эксиллиуме.

– Ох. – Она закусила губу. – Вы точно хотите знать?

– Ну давай, – сказал Терик со вздохом, и Софи не выдержала.

Даже если у Совета и были причины скрывать чуму, то оправдания тому, что они сделали с Эксиллиумом, не было. Поэтому она рассказала о недостатке лекарств, о старых шатрах, ковриках и полотенцах, о недостатке еды в обед, о том, что инструкторам приходится полагаться на страх и на удушающие правила, лишь бы всех контролировать.

– Вы строите города из драгоценностей и живете в сверкающих замках, – продолжала Софи, – но не даете лекарств и еды умным, талантливым детям, которые старались бы куда сильнее, если бы ежедневно не слышали, что они ничего не стоят. Зачем вообще нужна такая школа? Если бы вы ее поддержали, из нее вышел бы хороший реабилитационный центр. Но из-за вас все впустую.

Воцарилась тишина, и Софи приготовилась выслушивать нотации.

Но вместо этого Орели шепнула:

– Ты права. Эксиллиум задумывался как альтернатива Фоксфайру. Не знаю, как мы забыли об этом, но… мы все исправим. Дай мне список всего необходимого, и я все достану, даю слово.

– Серьезно? – спросила Софи.

Орели кивнула.

– Спасибо, что открыла мне глаза. Кенрик бы гордился тобой.

При звуке его имени стало тепло, и Софи успокоилась, чувствуя, как отступает нервозность.

Кенрик тоже знал о чуме, но он был хорошим эльфом, она в этом не сомневалась.

Может, когда она выяснит истину, то поймет, как он совмещал в себе и то, и то.

– Я тут думала о наследии, – сказала Калла, когда на следующий день нашла Софи на улице, где она выпустила Игги поохотиться на насекомых.

Игги чуть не разбил амулет, который «Черный лебедь» выдал Биане, – так что Софи пришлось забрать импа к себе на день.

– О наследии, – повторила Софи, чувствуя горечь на языке.

Обычно люди говорили о наследии, оставленном кем-то после смерти.

– Я не в отчаянии, не волнуйся, – успокоила ее Калла. – И, разумеется, я не заболела. Но я все равно задумалась, что останется после меня, если случится худшее.

Она перевела взгляд на значок в форме Лунного жаворонка, и он тут же потяжелел на миллион килограмм.

– Я хочу кое-чем с тобой поделиться, – прошептала она. – Позволишь?

– Да… конечно, – кивнула Софи. – Но пообещай, что это ничего не значит.

– Лучше быть готовым ко всему, – посмотрела куда-то вдаль Калла. – Что бы ни случилось, я не вечная. И когда я думаю, чем бы мне хотелось запомниться, на ум приходят две вещи. Ты. И мое рагу из полноцветов. И самое лучше наследие – объединить их.

– Ты же не приготовишь меня на ужин, да? – улыбнулась Софи.

Калла рассмеялась, и Софи поняла, почему Киф прикрывается юмором, как щитом. Благодаря шутке она смогла справиться с собой.

Она последовала за Каллой в лес, и они вышли к огромному пышному дереву, с которого свисали цветущие лозы всевозможных оттенков. Рядом с деревом стояла небольшая кухня.

– Ты здесь живешь? – спросила Софи, пока Калла разжигала костер в центре круга из камней.

– Живу я среди лесов. Здесь я отдыхаю.

Она повесила над огнем серебряный котелок и принесла Софи корзину овощей. Некоторые из них Софи узнала, но далеко не все. Калла показала, как нарезать их и в каком порядке добавлять.

Воздух наполнился знакомым ароматом – карамелизированным луком, поджаристым чесноком, острым перцем и другими ароматами, от которых выступила слюна.

– Гномы мало едят, – сказала Калла, постепенно доливая воду. – Но когда едят, то едят вкусно.

Она исчезла в доме и вернулась с двумя корзинами: в одной лежали свежие травы, в другой – флаконы с разноцветными порошками. Она рассказала Софи, где что, заставила ее запомнить порядок их добавления, и когда они закончили, живот у Софи вовсю бурчал.

– Последний ингредиент, – сообщила Калла. – Самый важный.

Полноцветы могли выиграть приз за самые уродливые цветки: у них были сморщенные, скрюченные, черные лепестки в серую крапинку.

– Столетиями мы не обращали на них внимания, – продолжала рассказывать Калла. – Но однажды в мой котелок упал цветок, и вот что случилось.

Она бросила полноцвет в рагу, и на глазах Софи чернота вышла из него сияющими потоками дыма.

– Теневая дымка, – объяснила Калла, вытаскивая цветок половником, чтобы показать, каким белоснежным он стал. Даже его лепестки развернулись, и цветок стал пышным и красивым.

Глядя на чистый, лишенный теневой дымки цветок, Софи вспомнила о сверкающих листьях дерева, окруженного силовым полем.

Может, оно выглядело таким ярким и здоровым, потому что чума питалась его теневой дымкой?

– Ты побледнела, – заметила Калла. – Все в порядке?

– Разумеется, – заверила Софи. – Просто хочу есть.

Она пыталась улыбаться, пока Калла накрывала на стол, и даже не забыла пригласить ее на ужин.

Но в мыслях крутилось лишь то, что эльф, причинивший всем столько боли, был у нее в руках.

Но сбежал у нее из-под носа.

– Ну, посмотрим, что за пытку приготовили нам в Эксиллиуме сегодня, – сказал Киф, когда они появились на вершине ветреного плато. В пустыне у его подножия росли только кактусы и чахлые кустики – но признаков чумы не было видно.