Внезапно Клеопатре сделалось дурно. Она никогда не позволяла себе верить, что повторит судьбу Фульвии, но теперь это сравнение возникло само собою и устроилось у нее в сознании, словно незваный гость. Она не позволяла себе думать о том, что история повторяется, как это часто бывало. Нет, этого не повторится. У нее нет времени для подобных размышлений. Клеопатра закрыла глаза, подхлестывая свой рассудок, заставляя его шевелиться.

Что же произошло дальше? Антоний покинул свою горюющую жену и поспешил в Италию, дабы разобраться со сложившейся ситуацией. Прибыв в Брундизий, он обнаружил, что превратился в персону нон грата — еще один результат возросшего влияния Октавиана. Местные чиновники не позволили ему причалить в порту. Антоний со своими людьми высадился неподалеку и принялся ждать. Вскорости прибыл Октавиан и расположился лагерем напротив.

Антоний готов был нанести удар. О, почему он этого не сделал?! Но солдаты, служившие обоим командирам, не хотели выбирать кого-то одного, и потому они заставили своих вождей восстановить союз. Октавиан пообещал Антонию двадцать тысяч солдат для войны с парфянами и прощение для Фульвии. Но прежде, чем соглашение было достигнуто, пришло печальное известие: Фульвия, оставшаяся в Греции, умерла.

И тогда — прежде, чем тело Фульвии успело остыть, — Октавиан сделал Антонию предложение, пронзившее сердце Клеопатры подобно одному из тех кинжалов, от которых пал Цезарь. Он заявил, что для того, чтобы продемонстрировать крепость их союза, Антонию следует жениться на сестре Октавиана, Октавии. Антоний, страстно желавший мира, с готовностью принял это предложение, тем самым позволив Октавиану внедрить в свое ближайшее окружение — в свою постель! — преданного ему лазутчика.

А как же Клеопатра, оплатившая военные подвиги Антония? Та самая Клеопатра, вместе с которой он составлял далеко идущие планы? Которой клялся, что в этих замыслах воплощены самые сокровенные его стремления? Как же Клеопатра, только что родившая ему двойню? Как же Клеопатра, столь пылко любившая его?

Антоний перестал отвечать на ее письма. Клеопатра снова погрузилась в пучину страданий, которые столько лет пыталась позабыть. Издалека она следила за тем, как Октавия захватила ее место в жизни Антония. Она молилась, чтобы Октавия оказалась женой того же типа, что и Кальпурния, супруга Цезаря, на которой тот женился только ради политических связей, блеклой, безмолвной мышью, образцовой римской хозяйкой, которая сидит дома и чтит Весту, пока ее муж носится по свету, отплясывая на головах своих врагов.

Но этого не случилось. Антоний — хотя он отрицал это и до сих пор отрицает — влюбился в Октавию. Он привез ее в Афины и оказывал ей там почести как самой Афине, богине, царящей в этом городе.

Эти воспоминания приводили Клеопатру в отчаяние. Она утратила всякую надежду, поняв, что Антоний привез свою жену-римлянку в Грецию, чтобы показать народам востока и запада: он отрекся от союза с Афродитой, Богиней-Матерью, богиней любви, ради целомудренной Афины. И римляне одобрили эту идею. Хотя они были варварски грубы в своих сексуальных наклонностях, им нравилось выглядеть целомудренными и сдержанными. Афина, богиня войны, богиня воздержанности, покровительница родов. Можно ли придумать лучший образец для римской матроны?

Сколько раз впоследствии Антоний клялся в том, что просто устроил представление? И сколько раз интуиция заставляла Клеопатру не верить ему? Доказательства говорили об обратном. Монеты с изображением Октавии, монеты, на которых супружеская чета была представлена как Афина и Дионис, превращавшие их с Клеопатрой любовь в посмешище. Потрясающие игры, которые они с Октавией устроили в Греции и за которые их так восхваляли.

И наихудшее из доказательств: скоро, очень скоро Октавия забеременела, и весь мир возрадовался. Вергилий даже написал по этому случаю стихотворение, получившее широкую известность и провозглашавшее, что дитя Антония и Октавии (или дитя Октавиана и Скрибонии) станет тем, кто принесет народам золотой век мира и радости.

Конечно же, к тому времени, как стихотворение вышло в свет, Октавиан уже избавился от Скрибонии и плел интригу, дабы отнять Ливию у мужа. Но римлянам не терпелось заполучить собственного нового спасителя, ибо Золотым ребенком, наиболее соответствующим описаниям пророчеств, был сын Клеопатры и Цезаря, Цезарион.

Давно миновавшее горе окутало Клеопатру, словно саван. Астролог, которого ей удалось пристроить в свиту Антония, пытался утешить ее, заверяя, что ребенок появился не от семени Антония, а от магии Октавии. Клеопатра помнила, как улыбнулась ему, хотя явственно видела ложь. Она знала страстность Антония. Она не верила, чтобы Октавия — неважно, шпионит она для своего брата или нет — могла бы устоять перед натиском этого человека.

Антоний и Октавия были мужем и женою в глазах всего мира, а Клеопатра осталась одна со своим разбитым сердцем и молилась, чтобы египтяне согласились принять хоть кого-нибудь из ее незаконнорожденных детей-римлян в качестве наследника трона.

Однако Антоний продолжал копить силы для похода на Парфию. Когда он двинулся на восток вместе со своей женой, Клеопатра не знала, не заявятся ли они в Египет и не придется ли ей принимать их. Или не свалится ли ей на голову сам Антоний и не потребует ли у нее еще хлеба, денег и войск. А может, он придет в ее страну со своими солдатами и объявит, что страна ее предков отныне принадлежит ему и он сам будет править Египтом, а Октавия будет его царицей.

Такое вполне могло случиться.

Если Антоний воображал, что Антиохия — это нейтральная территория, то он ошибался. Клеопатра знала, что он прекрасно себя чувствует. У него имелись его римская жена, его римские дети, его римская армия и его римская половина империи. Она же последние годы занималась тем, что пыталась вычеркнуть его из сердца и из памяти. И теперь, когда ей в конце концов удалось научиться жить без него, Антоний снова «призвал» ее. Это рассердило царицу. Если он полагает, что она не заставит его заплатить за подобный «призыв», то он глубоко ошибается.

Клеопатра устала от того, что ее все время кто-то вызывает — Антоний, Рим, мужчины. Все, хватит. В последний раз она откликается на подобное. Царицы не являются по вызову. Они сами вызывают других. Но когда от имени Антония к ней явился почтительный Капитон — по крайней мере, Антоний не стал снова присылать этого развратника Деллия, — Клеопатра посоветовалась с Гефестионом, и они решили, что ей следует отозваться.

Клеопатра возликовала, узнав, что Антоний выбрал для встречи Антиохию, город, основанный Селевком, товарищем Александра и ее предка, Птолемея. Этот город, стоящий в устье реки Оронт, на перекрестке двух крупнейших торговых путей, во многом походил на Александрию. Его основал македонский полководец, и здесь имелось множество библиотек, парков, греческих и азиатских изваяний, многолюдных базаров, на которых можно было купить любые предметы роскоши, высоких белых особняков и широких улиц. Многочисленные местные евреи жили в мире и гармонии с сирийцами и греками. Клеопатра говорила на всех языках Антиохии: греческом, сирийском, еврейском и на арабском диалекте, на котором разговаривала значительная часть торговцев.