Однако новгородцам уже было не до обид. Стиснув зубы они проглотили сказанное и смиренно попросили новых пояснений: «Великий Новгород Низовскые пошлины не знают, как государи наши великые князи государьство свое дръжат в Низовскои земле». В ответ Иван коротко разъяснил, что означает введение в Новгороде «низовских» порядков: «…Вечю колоколу в отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а государьство нам свое держати, ино на чем великым князем быти в своей отчине, волостемь быти, селом быти, как у нас в Низовскои земле, а которые земли наши великых князей за вами, а то бы было наше» (31, 318). Легко заметить, что в этом «разъяснении» кое-что названо предельно ясно (вечевой строй и выборная администрация отменяются), а кое-что — весьма расплывчато (какие, например, новгородские волости и села великий князь сочтет «своими»?). Однако суть дела новгородцы вполне уяснили: московский князь предполагал сократить размеры Новгородской земли за счет некоторых территорий, которые будут напрямую подчинены Москве.

Беспощадно диктуя новгородцам свои условия, Иван III счел необходимым уступить им в некоторых важнейших моментах: «А что есте били челом мне великому князю, что бы вывода из Новогородскые земли не было, да у бояр у новогородскых в отчины в их земле нам, великым князем, не вступатися, и мы тем свою отчину жалуем…» (31, 318). Смысл этой тяжеловатой для современного читателя фразы заключался в следующем: великий князь гарантировал новгородским боярам сохранение за ними тех вотчин, которыми они владели, а также освобождение от службы в московском войске за пределами Новгородской земли. Таким образом, появлялась ясность в главном вопросе: изменяя систему управления Новгородской землей, Иван не собирался отнимать собственность (а значит и власть) у ее правящего класса. Конечно, кое-чем и кое-кем новгородским «золотым поясам» предстояло поступиться, — но в целом они могли смело глядеть в будущее. Именно им предстояло стать опорой Государя в покоренной Новгородской земле.

В то время, когда московский Государь проводил в жизнь свой гениальный план покорения Новгорода, будущий автор знаменитой книги «Государь» еще бегал в коротких штанишках по грязным улицам Флоренции и зубрил латинские глаголы в школе магистра Маттео. Однако пройдут годы — и он напишет слова, под которыми охотно подписался бы и сам Иван III.

«Если, как сказано, завоеванное государство с незапамятных времен живет свободно и имеет свои законы, то есть три способа его удержать. Первый — разрушить; второй — переселиться туда на постоянное жительство; третий — предоставить гражданам право жить по своим законам, при этом обложив их данью и вверив правление небольшому числу лиц, которые ручались бы за дружественность города государю. Эти доверенные лица будут всячески поддерживать государя, зная, что им поставлены у власти и сильны только его дружбой и мощью. Кроме того, если не хочешь подвергать разрушению город, привыкший жить свободно, то легче всего удержать его при посредстве его же граждан, чем каким-либо другим способом» (117, 60)…

В следующее воскресенье, 14 декабря, состоялась новая встреча новгородских послов с московскими боярами. На сей раз новгородцы согласились почти на все требования, однако выдвинули новые условия. Они хотели, чтобы сам Государь, его бояре и его наместники целовали крест на верность Новгороду. Иван III решительно отверг эти скромные пожелания и напоследок отказался даже дать новгородским послам «опасную грамоту» — своего рода пропуск через расположение московских войск. Это означало, что он считает дальнейшие переговоры бесцельными. В дело пошли иные, более сильные аргументы.

Придворные московские летописи, подробно пересказывая ход переговоров, очень смутно рисуют саму осаду. Увидеть жизнь осажденного города отчасти позволяют неофициальные, провинциальные летописцы (псковские, ростовские). Судя по всему, горожане более всего надеялись на то, что Иван III не сумеет долго удерживать свое огромное войско на заснеженной равнине и вынужден будет пойти на очередной компромисс. Однако время шло, а великий князь и не думал уступать. Между тем «людем мятущимся в осаде в городе, иныа хотящи битися с князем великим, а инии за великого князя хотяще задати (перейти. — Я. £.), а тех болши, которые задатися хотять за князя великого» (41, 214).

Положение усугублялось обычными военными невзгодами. «Новогородци же затворишяся въ граде; князь же великый повеле и пушками бити град, и мнози новогородци под градом избьени быша… В граде же бысть мор и глад силен…» (30, 195–196).

19 декабря архиепископ Феофил и его свита вновь явились в московский лагерь и стали требовать личной встречи с великим князем. Вероятно, решив, что они готовы объявить о капитуляции, Иван III принял их. Однако это был еще не конец. Выслушав из уст великого князя уже названные боярами условия, новгородские послы удалились со словами: «Скажем то, господине, Новугороду». Вслед им посланы были бояре. Они напомнили послам о том, что среди прочего великий князь требует и согласия на конфискацию некоторых новгородских областей.

Раздоры в Новгороде и отчаянное положение осажденного города покачнули, наконец, и самого новгородского главнокомандующего — князя Василия Васильевича Гребенку Шуйского. В воскресенье 28 декабря он объявил о том, что складывает с себя крестное целование Новгороду и переходит на службу к великому князю. «И новогородцы, блюдяся великого князя, не смели ему ни слова молвити, а был у них в городе после склада два дни» (31,318). Иван III с честью принял сменившего флаг Шуйского в ряды своих подданных. (Впрочем, неделю спустя он не дрогнув конфисковал все села, принадлежавшие Шуйскому в Новгородской земле.)

Кажется, никто уже не сомневался в том, что Новгород скоро падет. Однако торг все еще продолжался. 1 января новгородские послы предложили великому князю забрать себе две волости на южной окраине Новгородской земли — Великие Луки и Пусторжев. Иван отказался от такого приобретения. В воскресенье 4 января послы явились вновь, предложив уже десять волостей. Но и это не устроило Государя. Отчаявшись, послы просили, чтобы он сам назвал желаемые приобретения. Ответ Ивана III прозвучал как пушечный выстрел: «Взяти ми половину всех волостей владычних да и манастырьскых да Новоторжьскые, чии ни буди» (31, 319).

Расчет Ивана III был точным и безупречным. Не задевая интересов частных владельцев, он получал при таком раскладе половину огромных вотчин новгородской кафедры и монастырей. Что касается Новоторжской волости, то ее столица, город Торжок (в прошлом — южный форпост и южные ворота Новгородской земли), уже находилась под контролем московской администрации. Потеря этих земель была для новгородцев как бы уже свершившимся фактом.

Через два дня и эти требования великого князя были приняты. Новгородцы просили теперь лишь об одном: пощадить мелкие монастыри, которые в случае конфискации половины земель остались бы совсем без средств. На это Иван III великодушно согласился. Вскоре по приказу московского государя новгородцы приготовили подробную роспись всех волостей, переходящих в его распоряжение. Он вновь проявил великодушие: оставил архиепископу чуть больше того, что мог бы оставить.

8 января новгородские послы вновь явились к Ивану с просьбой снять наконец осаду, «понеже бо теснота бе в граде и мор на люди и глад» (31, 319). Однако тот в ответ напомнил, что еще не решен вопрос о дани, которую предстоит выплачивать новым подданным московского князя. Несмотря на протесты и причитания послов, норма дани была существенно повышена по сравнению с тем, что земледельцы платили прежде в новгородскую казну.